Как будто чистый дом мог совершить чудо и превратить Сэма в счастливого семьянина.
Мэри-Лу открыла рот, чтобы сказать что-то, и Сэм внутренне сжался. Всю неделю она была на удивление податливой и сговорчивой, но тут в дело вмешалась Алисса Локке.
И не важно, сколько раз Сэм повторял жене, что после их свадьбы он больше не спал с Алиссой, упрямица никак не хотела ему верить.
Однако на этот раз она ни в чем не упрекала его, а сказала лишь следующее:
– Ты пришел домой раньше, чем я тебя ждала.
– Да, так получилось. – Сэм был на взводе. Он не мог ждать, когда Мэри-Лу набросится на него, и решил напасть первым. – Я виделся сегодня с Джулзом. Он сказал мне, что они с Алиссой случайно встретили тебя во время обеда.
– Да. – Мэри-Лу поднялась с дивана. – Они оба выглядят… прекрасно. Мне было… приятно повидаться с ними обоими.
Какого черта? Это еще что такое?!
Сэм тупо смотрел, как его жена спокойно направилась в спальню.
– Было бы неплохо, если бы ты сначала принял душ, а потом шел спать, – посоветовала Мэри-Лу и исчезла в глубине коридора.
Поначалу Сэм решил, что жена наконец-то поверила ему. Все, что он рассказывал ей о связи Алиссы с Максом, было правдой. Мэри-Лу могла сама проверить это, поговорив с местными сплетницами. И теперь она знала, что его отношения с Алиссой остались в далеком прошлом.
Но Сэм понимал, что такой вариант маловероятен. Ну кто мог подтвердить его слова насчет Алиссы? Кто вообще осмелился бы даже просто упомянуть имя Алиссы?
Никто. Кроме, конечно, чокнутого Донни, которому данную информацию могли передать инопланетяне, причем непосредственно в мозг через пломбы в зубах, например.
Сэм грустно взглянул на коробку от видеокассеты «Спасти рядового Райана», лежавшую на журнальном столике. Мэри-Лу не могла взять этот фильм только потому, что ей вдруг самой захотелось посмотреть его. Она не любила ленты про войну. И вообще она предпочитала не смотреть картины, в которых отсутствовал слащавый счастливый конец.
А ведь только на прошлой неделе Сэм мимолетом упомянул об этом фильме и добавил, что лично ему он очень понравился.
Вот еще один пример ее самопожертвования. Сначала она смотрит кино про войну, потом уклоняется от ссоры, неизбежной при разговоре об Алиссе.
Мэри-Лу старалась стать покладистой во всем, только чтобы Сэму было удобно жить с такой женой.
Все это происходило отчасти и потому, что Мэри-Лу знала правду. Где-то в глубине души Сэм и сам осознавал, что, наверное, поступил неправильно, женившись на той, которую не просто не любил, но не мог даже сделать вид, что хоть чуточку любит.
Чарли не спалось.
Она отправилась в кровать сразу после ужина, а потому теперь, в половине пятого утра, бесцельно, как привидение, слонялась по дому, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Винса.
Конечно, она могла достать пылесос и вычистить коврик в спальне, и муж при этом не проснулся бы. Он терял слух, хотя сам постоянно утверждал, что ничего подобного с ним не происходит. Чарли уставала повторять ему все по два раза.
Но всякий раз, когда она начинала разговор о покупке слухового аппарата, Винс находил какую-нибудь причину, чтобы уйти из дома. Чаще всего он просто перебирался на задний двор, где принимался усердно возиться в саду.
Может быть, он просто не хотел верить в то, что стареет? Сама Чарли над этим только посмеивалась. Приближался его восьмидесятилетний юбилей. Трудно делать вид, что старость тебя не коснулась, когда преодолеваешь рубеж в восемьдесят лет, а у Чарли это произошло уже три года назад.
Но, несмотря на возраст, они оба были в отличном физическом состоянии и не могли пожаловаться на здоровье. За что Чарли не забывала каждый день благодарить Бога. Кроме того, здоровы были все их дети и внуки. Ну, разве что за исключением Донни. Чарли уже давно смирилась с тем, что вряд ли он вообще когда-нибудь поправится.
Пути Господни неисповедимы, и по какой-то причине Господь решил, что Донни станет одним из его избранников.
Может быть, таким образом он решил напомнить Чарли и Винсу, что без печали трудно оценить в полной мере радость.
Сама же Чарли познала эту истину давным-давно. Причем, что называется, из первых рук.
Она прекратила слоняться по дому, по их «новому» дому, который она делила с мужем последние двадцать пять лет, и остановилась возле портрета Винса, где он был сфотографирован в своей форме морского пехотинца. Она взяла снимок в руки, сняв с почетного места на каминной полке, и вгляделась в изображение. Винс снялся сразу же после того, как записался в морскую пехоту. На следующий день после событий в Перл-Харборе. На следующий день после того, как погиб Джеймс.
На фотографии Винс усмехался, и казалось, что еще мгновение – и он весело расхохочется. Он выглядел крепким и здоровым, а в глазах у него плясали чертики.
Да, снимок был сделан за несколько лет до их первой встречи, но на нем Винс сильно отличался от того парня с унылым лицом и впалыми щеками, который в январе 1944 года упал без сознания прямо у ног Шарлотты в приемной сенатора Говарда.
Шарлотта тут же бросилась помогать ему, а миссис П. схватилась за телефон, собираясь немедленно вызвать «скорую помощь». Почти сразу же рядовой пришел в чувство и, встав на четвереньки, попросил не отправлять его в госпиталь.
Только тогда Шарлотта выяснила, что он вовсе не останавливался в гостинице. Очевидно, ДаКоста ночевал в церкви. В те дни так поступали многие военнослужащие – те, кто не спал с ненасытной и неутомимой Салли.
И Шарлотта решила поступить так, как считала единственно возможным. Она не придумала ничего лучше, как привезти рядового ДаКосту к себе домой.
В первые ночи они с Эдной Флетчер по очереди дежурили у его кровати. Однако очень скоро пенициллин, прописанный доктором Барнсом, победил инфекцию (слава богу)! С тех пор молодой морской пехотинец стал чувствовать себя значительно лучше и спал уже не так беспокойно, как поначалу.
В понедельник он поправился настолько, что Шарлотта смогла вернуться на работу.
В тот день она впервые за несколько лет уже в пять часов вечера стояла одетая в пальто и готовая сорваться домой. Такое происходило только в те дни, когда Джеймс некоторое время оставался в Вашингтоне после их свадьбы. Тогда она не могла дождаться наступления вечера.
Но сейчас она чувствовала, что делает что-то не так. Ей казалось, что она каким-то образом изменяет своему погибшему мужу. Когда она сошла с автобуса и несколько кварталов шла домой пешком, ей почему-то представлялось, что она предает память Джеймса.
И когда она вошла в дом и повесила пальто на крючок, Шарлотта ощущала себя бодрой, но окончательно расстроенной.
Мама Флетчер готовила на кухне ужин и пела. Именно пела!
Шарлотта молча подошла к ней ближе и принялась помогать.
– Ему гораздо лучше, – сообщила мама. – Он съел весь завтрак и днем тоже перекусил. А недавно попросил меня помочь ему побриться. – Она подмигнула Шарлотте. Подмигнула! – Это хороший знак, когда молодой человек начинает заботиться о своей внешности и хочет побриться.
– Хорошо, – сухо произнесла молодая женщина. – Значит, он скоро выздоровеет и уедет от нас.
– Нет нужды торопить его, – спокойно ответила мать, помешивая соус.
– Значит, вам нравится, что в доме живет посторонний? – удивилась Шарлотта.
– Да, – призналась Эдна и вытерла руки о передник. – Нравится. Он очень милый молодой человек, умница и прекрасно играет в карты. Должна заметить, что мне и в самом деле доставляет удовольствие каждый день видеть его и заботиться о нем.
– Но это же не ваш сын! – в отчаянии воскликнула Шарлотта. Еще несколько дней назад она никогда бы не подумала, что станет так резко разговаривать со свекровью. – И не надо притворяться, будто это не так. Это глупо.
Мама Флетчер тоже была вынуждена повысить голос.
– Мой сын погиб. И если уж говорить о глупостях, то глупо было бы нам с тобой делать вид, что мы хоть как-то можем изменить это. Мы остались живы, а Джеймс погиб. И он не воскреснет, даже если мы будем продолжать относиться по-доброму к этому юноше.