Она констатировала факт, но одновременно как бы задавала вопрос. Ничего не ответив, Эшер пошла вперед. Она-то любила его безоговорочно, в ее чувствах не было противоречий.
А Тай в это время вышел со своего корта, где всегда тренировался, и остановился, глядя на приближавшихся женщин. Вернее, на Эшер. Она не могла его видеть, и он рассматривал ее внимательно, впитывая каждую деталь. Утреннее солнце золотило ее волосы. Плечи нежные, тонкие, но сильные, длинные ноги шагают уверенно и легко. Он вдруг обрадовался, что может смотреть на нее спокойно, даже с некоторым бесстрастием.
Когда он увидел ее две недели назад, на трибуне среди зрителей, то испытал шок, как будто получил сильный удар мячом в грудь. Потрясение, боль, гнев волнами нахлынули, сменяя друг друга, и он проиграл первый сет.
Но дальше неимоверным усилием воли ему удалось взять себя в руки. И он направил все эмоции на противника. Француз не смог устоять от такого натиска — мастерства, помноженного на ярость, накопленную за последние три года. Тай всегда играл лучше в состоянии стресса. Нервное напряжение только подхлестывало его. С присутствием Эшер на трибуне игра приобрела оттенок сражения не на жизнь, а на смерть. Когда три года назад она сбежала, он почувствовал, будто она украла часть его самого. И странно, но одержанная победа как будто частично помогла вернуть украденное. Пусть не все, но стало легче.
Проклятье! Она все еще имеет власть над ним. Он мрачнел, глядя, как сокращается расстояние между ними. И по мере того как женщины приближались, росли его гнев и желание.
Он желал ее с тех пор, как ей исполнилось семнадцать. Внезапная страсть, острая до боли, захватила всецело двадцатитрехлетнего Тая. Эшер еще недавно была подростком, и он держался подальше от нее весь сезон. Но не переставал желать ее. Он делал все, чтобы избавиться от этого наваждения, заводил романы. Ему всегда нравились женщины темпераментные, веселые, беспечные и опытные в любви. Но это не избавляло его от тайной страсти.
Когда Эшер исполнился двадцать один год, он сменил тактику и начал решительное, настойчивое преследование. Она сопротивлялась, старалась убежать от него, иногда была резка, отказываясь принимать его знаки внимания, но его страсть и желание заполучить ее только усиливались. Он продолжал осаду, пока она не уступила. Но даже одержанная наконец победа тогда, в Риме, не принесла освобождения.
Он не стал желать ее меньше, добившись своего.
Его жизнь, ранее подчиненная одной цели, раздвоилась, теперь их стало две — Эшер и теннис. Теннис давно стал частью его самого, что же касается Эшер, то он не думал, любит ли ее, просто не мог без нее жить, как и без тенниса. Но он был вынужден как-то выживать, когда она оставила его и предпочла другого мужчину. Титул и богатство. Воспоминания ранили. Хотелось отомстить Эшер Вольф за перенесенные страдания, за боль, которые неожиданно для себя он испытал, потеряв ее.
Тай внезапно вышел на дорожку и сделал вид, что встреча была неожиданностью.
— Привет, Мадж! — Он ухмыльнулся и дружески дотронулся до руки привлекательной шатенки, прежде чем повернуться к Эшер.
— Эй, вот так встреча!
Мадж перевела взгляд на Эшер, потом на Тая и решила, что она здесь лишняя.
— Простите, опаздываю! — воскликнула она и, не ожидая возражений, быстро ушла.
Оба некоторое время молчали.
Где-то за зеленой изгородью запела птица. Жужжали деловито пчелы, слышался глухой стук теннисных мячей о плотный грунт. На корте номер три кто-то громко выругался. Но Эшер ничего не замечала и не слышала. Появление Тая сразило ее.
— Совсем как в старые времена. — Тай улыбнулся, увидев удивление и настороженность на ее лице, и объяснил: — Ты и Мадж.
Эшер старалась не поддаваться ситуации.
— Она побила меня сегодня. Надеюсь, нам не придется сражаться друг против друга на этом турнире.
— Ты ведь играешь с Кингстон сегодня? — Да.
Он сделал шаг, и его близость испугала ее. Она видела, что путь отрезан — с обеих сторон кусты изгороди, впереди Тай. Но Эшер не хотела спасаться бегством — несмотря на внешнюю хрупкость, она была бойцом и не любила покидать поле боя первой. Все-таки, не сдержавшись, переплела было по привычке пальцы, как делала всегда в минуты нервозности, но тут же их расцепила, разозлившись на себя.
— А ты играешь с Девре.
Он кивнул и спросил:
— Твой отец придет?