– Вызывает серьезные возражения, – повторяла Энн, сжимая кулаки.
О, с каким бы удовольствием обрушила она сейчас свой гнев на де Бург. А эта мысль была не такой уж и безумной.
– Я знаю, где тебя искать! – процедила Энн сквозь зубы, полагая, что Доминик должна была остановиться в лучшем отеле Сноудонии.
Она бросилась к выходу из комнаты, рванула на себя дверь и в следующую секунду налетела на стоящую в дверях Доминик. Резко отскочив от де Бург, будто та представляла собою нечто невообразимо ужасное, Энн оказалась у письменного стола в противоположном углу комнаты. Столько яростных слов готовы были слететь с ее губ, что девушка закрыла рот ладонью.
Доминик вошла в комнату, прикрыв за собою дверь. Она, не отрываясь, смотрела на Энн.
– Ты куда-то спешишь? – спросила она девушку.
– Уже нет, – выразительно ответила та.
И тут с Доминик произошли неожиданные изменения. Она отвернулась и нервно заходила по комнате, точь-в-точь как Энн две минуты назад. Никогда, никогда раньше Энн не видела Доминик столь неуверенной и…подвижной.
«Почему присутствие де Бург заставляет меня усомниться в себе до такой степени, что я перестаю доверять собственным органам чувств?» с возмущением подумала Энн, выпрямляясь. Она полностью вернула себе самообладание. И теперь ждала, когда Доминик сделает тоже самое.
– Я больше не могу бороться с этим чувством, – горячо произнесла Доминик, резко остановившись и повернувшись к Энн. – Я люблю тебя!
– Чт…, – слова застряли у Энн в горле, и она закашлялась.
Энн была удивлена настолько, что всерьез опасалась за адекватность собственного восприятия реальности. «Все чудесатее и чудесатее!» пронеслись в голове слова любимой Алисы из сказки Кэрролла. Гнев ее поутих, затмеваемый ошеломленностью.
– Я люблю тебя уже много месяцев! – продолжала Доминик, опять начав ходить по комнате. – И как бы я не старалась заглушить в себе это чувство, напоминая себе о разнице в положении, убеждая себя в том, что моя семья не одобрит подобный союз, у меня ничего не вышло. Я говорила себе, что такой человек как ты мне не пара, зная при этом, что ни к кому в своей жизни я не испытывала подобных чувств.
Энн раскрыла рот. Доминик объяснялась ей в любви, и при этом умудрялась одновременно оскорблять ее. Надежда понять происходящее покинула Энн, и та, успокаивая себя,присела на стул, ровно взирая на методично наматывающую перед нею круг за кругом де Бург.
– Встретив вчера Экарта, я узнала, что колледж проводит дружескую встречу с представителями университета Сассекса. Я сразу спросила его о тебе, и вызвалась участвовать. И не могла думать ни о чем другом, кроме как о своем желании увидеть тебя. А сегодня на склоне, я поняла, что не могу тебя потерять. Мысль о том, что с тобой может произойти нечто страшное, была нестерпима.
Энн все с той же решимостью не воспринимать происходящее серьезно, взирала на Доминик. Она только на секунду задумалась, кто такой Экарт, потом вспомнила, что это староста имперцев. По всей видимости, он был знаком с де Бург.
– Энн Мидлтон, я предлагаю тебе руку и сердце. Я прошу тебя стать моей женой! – произнесла, наконец, Доминик, остановившись напротив Энн.
Повисшая в комнате тишина подсказала девушке, что уже можно начинать осмысливать происходящее. Ан нет!
– Выбирай, что тебе больше по нраву, Испания, Бельгия, Португалия или Скандинавия, и мы полетим туда завтра же для официального заключения нашего брака, – добавила Доминик. – Или может быть, Гавайи?
Это было уже чересчур. Де Бург говорила об этом так, будто бы вопрос был уже решен, и она согласилась. Энн вскочила со стула, сдерживаясь из всех сил, чтобы не вытолкать незваную гостью взашей.
– Что ты мне ответишь? – спросила та, с непониманием взирая на метавшую взглядом молнии девушку.
– Я отвечу тебе «нет»! – резко ответила Энн, чувствуя, как к ней возвращается гнев. Мысль о Джейн вновь обожгла ее своей несправедливостью.
– Как нет? – спросила Доминик, изумленно хлопая глазами.
Но Энн не отвечала, не считая себя обязанной объясняться.
Доминик выпрямилась, сцепив руки за спиной, взирая на Энн сверху вниз. Теперь она была похожа на себя прежнюю. Глаза ее пылали гневом. Щеки горели. Видимо, от стыда.