Брайн уехал через час. БлэкбернХауз был слишком близко, чтобы привести мысли в порядок, но одно он осознал четко: женщина, с которой он провел утро, ему нравилась.
Она была непривлекательна, чрезмерно полна, мало соблюдала условности, но умела слушать и говорить. Слушала с интересом, говорила просто, естественно, несмотря на странный акцент, и кажется, говорила именно то, что думала.
Он привык к кокетству и жеманности со стороны женщин, к большей почтительности к его положению в обществе, к недоговоренности, флирту. Всего этого в избытке хватало в мисс Синклер – возможно, именно потому она казалась ему скучной. Но Михаэль увлечен. Да, симпатичное личико способно вдохновить, но заинтересовать, удержать интерес – настоящее искусство, которым малышка не обладала.
Он понимал, что Михаэлю и леди Элфорд придется пересекаться, что его дружеские отношения с незамужней женщиной могли вызвать некоторые пересуды. Вернее, могли бы вызвать, если бы речь не шла о леди Элфорд, известной своей строгостью, набожностью и безупречной репутацией.
– Как я и предполагал, амнезия, – сказал Брайн Михаэлю по возвращении. Тот воспринял новость с холодным презрением.
– Мне неинтересна эта особа, ни под каким соусом. Прошу тебя, не упоминай ее имени. Если тебе хочется впустую тратить свое время, не стану препятствовать. Мое прошу не занимать.
И он снова углубился в бухгалтерские книги. Но только дверь за братом закрылась, оторвался от цифр. Он был зол, и зол праведно. Мисс Синклер как испуганная пташка едва пролепетала прощание из экипажа, и упорхнула с компаньонкой в Бат подлечить нервы. Она очень хрупка для стрессов. Отправиться следом за ней было первой мыслью, но он – граф, и дела имения требовали к себе внимания, к тому же, они пока не объявили о помолвке, и не могли появляться вместе открыто и часто. Он навестит ее через несколько дней, когда злость сойдет на нет.
Но как оставить брата на растерзание леди, которую и леди сложно назвать?! Лицемерная, невзрачная серая мышь! Да, пригласив мисс Синклер, он был излишне самонадеян, но только в том виноват, что доверился лживым словам.
– Наша помолвка – пустой звук, – говорила леди Элфорд несколько дней назад.
И все же эта стерва разыграла целое представление. Участниками стали даже слуги: экономка со страдальческим лицом, надменный дворецкий, провожавший его с горделивым упреком в глазах. По какому праву?! Он – граф Блэкберн!
Бокал бренди слегка улучшил настроение, но только слегка, потому что в памяти снова всплыла сцена в столовой. Ему хотелось удушить эту дрянь! Он видел, как переживает Эмили, Господи, ее губы дрожали. От страха? Унижения? Она должна дрожать только от страсти – она создана именно для этого!
Он вспомнил, как грациозно она кружилась в танце, как улыбка прикасалась к ее устам, как лучились волосы, как смущенно опускались глаза. Он заметил ее и не смог отвести взгляда. Уже давно не обращая внимания на невинных девиц – для всех он обручен – искал новой встречи с Эмили. Это удалось только через три дня, на приеме у маркиза Торнтона. Он не упустил шанса, пробился сквозь толпу поклонников и стал самым ревностным из них. Эмили принимала ухаживания, она всегда мило краснела – стоило вскользь упомянуть о скором совместном будущем. Ему нравился ее румянец, скромность, огорчало только одно: слишком редко он мог любоваться ее прекрасными голубыми глазами.
Он надеялся, что за несколько дней, которые они проведут в разлуке, его Эмили не встретит другого графа, потерявшего из-за нее голову.
Он отослал сообщение в «Таймс» о расторжении помолвки с леди Элфорд, и почувствовал хоть какое-то удовлетворение. Объявление вышло через день, и взяв с собой газету, виконт отбыл в соседнее имение.
Он пристально всматривался в лицо леди Элфорд, когда она его прочла, но кроме улыбки на лице не отразилось никаких эмоций.
– Надеюсь, он счастлив. Догадываюсь, что мы не любили друг друга.
– Возможно, – осторожно согласился виконт, – однако, граф Блэкберн – завидная партия.
– Вы говорите так, будто мы играем в шахматы или шашки.
– Заключение брака – своего рода шахматная игра.
– В таком случае, если вы не против, мне бы не хотелось обсуждать данную тему. Никогда не была в этом сильна. Но, – она заметила блеск в его глазах и успела предупредить, – погода меня тоже не привлекает.
Виконт усмехнулся.
– В таком случае, что вам интересно?
– Мода.
Виконт поперхнулся бренди, которое дама соизволила пить в его компании.
– Мода? – удивленно переспросил он, поперхнувшись бренди.
– Осторожней, – пожурила Мэри. Первый раз виконт поперхнулся, когда предложив ему стаканчик, Мэри не обошла вниманием и себя.
Возможно, это и выглядело странным. Женщина не первой свежести, по меркам девятнадцатого века – сбитый летчик, распивает спиртное в мужской компании и интересуется модой, сидя с пучком на голове в ужасном платье непонятного цвета и кроя.
Виконт молчал, и она подтолкнула его к согласию:
– Никто не разбирается в вопросах женской моды лучше повесы. Не поперхнитесь, виконт, – она послала ему улыбку.
– Почему вы считаете меня повесой? Неужели я делился с вами пикантными подробностями?
– Если вспомню, отвечу, – рассмеялась Мэри. – А пока мне достаточно того, что я вижу.
– И что же?
– Вы молоды, красивы, титулованы, состоятельны. Полагаю, женщины слетаются к вам, как пчелы на мед, и вы прекрасно знаете себе цену. Но ваш вопрос объясним. Вы видите себя ежедневно, но зеркало не разговаривает, а женщины часто врут. Виконт, плесните-ка еще бренди. Нахожу, что у меня недурной вкус если не в выборе женихов, то напитков.
– Вы не выбирали моего брата.
– Но по его агрессии в мою сторону, сомневаюсь, что и он меня выбрал. Родители постарались?
– Наши с вами родители были очень дружны, и считали, что этот брак может получиться не только взаимовыгодным, но и удачным.
– Я их совершенно не помню, к сожалению, – сказала Мэри и поняла, что, действительно, сожалеет. Неужели она быстро вжилась в роль? – Но уверена, они были… – отбросила вертевшееся на языке слово «наивны» – добры.
Виконт рассказал ей о родителях – факты, которые знал сам, и вернулся к прежней теме.
– Возможно, я, действительно, неплохо разбираюсь в женской моде, возможно, у меня просто есть вкус. Я не хочу сказать, что у вас его нет…
Мэри отмахнулась.
– Напрасно. Если судить по моей одежде, у меня его, действительно, нет, и я буду искренне благодарна за помощь. Пока я знакома с графом, его невестой, компаньонкой его невесты, слугами и дворецким. Ни к кому из них не могу обратиться с такой деликатной темой.
– Мой брат прекрасно разбирается…
– Ах, оставьте! Его вкус не совпадает с моим!
Она говорила резко и горячо, и это веселило виконта, хотя он и сдерживал улыбку. Привычка аристократов?
– Если вы доверяете исключительно своему вкусу, зачем вам я?
– Я не доверяю вкусу графа, а это не одно и то же.
Виконт взял паузу на размышления, Мэри не торопила. Бросив взгляд на приоткрытую дверь библиотеки, она заметила, как что-то мелькнуло. Напасть, а не слуги! Куда бы она ни пошла, везде натыкалась на одного из них, и это была не услужливость, а любопытство.
Они присматривались к ней. Подозревали? Холодок прошел по спине Мэри. Слава Богу, она не в их власти, а то вездесущие могли объединиться и… И что? Они бесправны, а у нее есть деньги и титул виконтессы.
Снова проснувшись в узкой кровати, Мэри вдруг подумала, что находится в России. Когда-то у нее уже была такая узкая кровать. Потом осмотрелась и удовлетворенно вздохнула: Англия, девятнадцатый век. Дома!
Она долго лежала, не желая подниматься, потрясенная мелькнувшей мыслью. Дома! Почему ей начало казаться, что она не случайно здесь, не просто занимает чье-то место, а… вернулась!
– Правильно…
Это уже не был голос в голове. Говорящая мысль, как она его прозвала. Шепот. Явственный. Иногда он напоминал о себе, соглашаясь с ней или споря, чаще – усмехаясь или подсказывая. Она начала привыкать к нему. Быстро? Не быстрей, чем привыкла к мысли, что живет в Англии, за два века до своего рождения.