– Виконт, вы – мой поклонник?
– Весьма неудачный, если вы в этом усомнились.
– Вы должны обращаться к нему… – начал Блэкберн.
– Ой, только не сегодня! – бесцеремонно перебила его Мэри. – Расслабьтесь, граф. Вы можете это сделать?
Она отвернулась к виконту, что-то хотела спросить, но граф не унимался.
– Вы вдвоем привлекаете к себе слишком много внимания, – сказал тоном обвинительного приговора.
– Значит, людям есть на что посмотреть.
– И отвлекаете внимание от жениха и невесты, – терпеливо пояснил граф.
Мэри и Брайн переглянулись, обменялись улыбками.
– Михаэль, молодожены давно уехали.
Граф осмотрелся, недовольно сдвинул брови, но нашел новый изъян:
– И гости тоже. Тогда что вы забыли у входа в церковь?
– Невозможный зануда, – тихо сказала Мэри, но Блэкберн услышал.
– Не выводите меня, и вам не придется узнать степень этой невозможности.
Мэри сделала шаг к нему. Он не ожидал и даже моргнул удивленно.
– Я согласна не выводить вас, граф, если вы перестанете навязывать свое общество.
– Я? Вам?
– Вы. Мне.
– Да вы излишне высокого мнения о своей особе!
– Правда?
– И эти ваши платья… – Он окинул ее горячим взглядом. – Единственно приличное все же нашлось, слава Богу. Видимо, не планировали соблазнять священника сомнительными прелестями.
Мэри улыбнулась. Медленно. Очень медленно. В его манере.
– Соблазнять? Если вы так подумали, не так сомнительны мои прелести.
Она провела руками по платью, вдоль талии. Соблазнительно медленно. Отвернулась к виконту.
– Поедем?
Он подал ей руку.
– Надеюсь, в карете с вами будет и компаньонка? – крикнул вслед граф.
В его словах не было яда. Только завуалированные нотки беспокойства. Но попробовала бы Мэри улизнуть от мисс Мэтьюаурсейстик. Эта дама серьезно полагала, что охраняет добродетель девушки. Мэри вздохнула. Ей бы такую подругу пораньше, возможно, она бы отказалась от соблазнов двадцать первого века.
Мэри и Брайн уже сделали несколько шагов, и граф не ожидал ответа, когда услышал:
– Вы все еще напряжены… – И словно дыхание ветра. – Михаэль…
Он с силой втянул в легкие воздух. Выдохнул. Видит Бог, он держался несколько дней вдали от нее и всю церемонию, но она нашла способ пошатнуть его мир снова. Он злорадно подумал, увидев ее в бледно-голубом платье, что его книга творит чудеса, и она пусть и не вспомнила о приличиях настоящей леди, но заучила, и вдруг… Михаэль…
И волосы ее разметались каким-то каскадом, и даже подчеркивали это закрытое пристойное платье и, – Господи, кто бы поверил, – талию. Брайн несколько раз прошелся взглядом по ее телу, а он стоял в стороне и молча смотрел, как он мысленно ее раздевает. И сам хотел содрать с нее одежду, или просто задрать платье и войти, быстро, резко, впитав в себя девственный крик и, заглушив ее боль поцелуями, продолжить входить в нее.
Он совсем измотал Матильду, представляя, как скачет на леди Элфорд. Он ни разу не начинал с прелюдий – в его фантазиях они с виконтессой переходили сразу к делу.
Она думает, что с ним можно вот так, вильнуть хвостиком, и исчезнуть? Он догнал ее в несколько шагов, оттеснил брата в сторону, склонился к порозовевшему ушку и, едва не прикасаясь к нему губами, тихо сказал:
– Я разрешил тебе называть себя по имени совсем при других обстоятельствах. Если ты сделаешь так еще раз, плевать я хотел, что подумают остальные, я возьму тебя. – Он отстранился с холодной улыбкой, чтобы случайные свидетели думали, будто они беседуют о пустяках, но главное – чтобы видеть ее распахнутые большие глаза. – Ворвусь и останусь. Так долго, как захочу. Это последнее предупреждение. Поняла меня?
Мэри машинально кинула, а потом посмела возразить:
– Но первого не было.
Его губы медленно растянулись в улыбке.
– Это первое и последнее предупреждение, сладкая. Увидимся за обедом.
Глава 23
Когда-то, – наверное, правильней говорить, в другой жизни, – Мэри не любила обедать в кафе или ресторанах. Казалось, что все присутствующие вместо своих тарелок заглядывают ей в рот, но сейчас она относительно спокойно чувствовала себя среди пятисот знатных гостей, и даже ловко игнорировала мрачный взгляд Блэкберна.
За обедом он сидел по правую руку от Уинслоу, Мэри – по левую от Бьянки, то есть, Мэри и графа разместили напротив друг друга. Она сконцентрировалась на виконте, который не лишил ее своего ненавязчивого общества, и еде, которая просто таяла на языке.
Пару раз пришлось зажмуриться, когда слуги подавали пудинг из телячьих мозгов и запеченную телячью голову с высунутым языком в специях или глаза в кляре, но ее животику пол часа передышки совсем не помешали. Кстати, утром, посмотрев в зеркало, Мэри поняла, что животик почти сдулся и у нее снова появилась талия. Когда она видела ее в последний раз? Пожалуй, за год до встречи с Полом, еще когда были живы мать и отчим.
Мэри вздохнула. Она не будет думать о грустном сейчас. Не в этот, сияющий счастьем день, не рядом с двумя влюбленными, и не тогда, когда граф следит за ее лицом. Она расслабила лоб, приоткрыла губы и вознаградила себя клубничным желе.
Сегодня можно побаловаться вкусовым разнообразием, а завтра – день простокваши, не противно и эффективно. А если съесть горсть чернослива, так и подавно. Слава Богу, что в Лондонском доме есть вполне современный унитаз и не приходилось гонять горничную с горшками. Это как-то первобытно и слишком интимно.
Она вспомнила, как запаниковала во время месячных, изрезала одну из ночных рубашек, и постоянно отлучалась в комнату, потому что казалось, что платье пропиталось кровью, но все деликатно помалкивают. Позже она сама выбросила импровизированные прокладки, а через несколько часов Бьянка принесла ей стопку вафельных полотенец, разрезанных на полосы, и подсказала, как сделать так, чтобы не ловить их в самый неподходящий момент.
Неподходящий момент – это думать об интимной гигиене за столом, под прицелом зеленых глаз графа. Черт! А о чем ей еще думать? Не о графе же? Он ужасно дерзкий непоправимый соблазнительный хам! Соблазнительный? Она поперхнулась.
– Еду нужно тщательно пережевывать, – сказал граф, отрезав кусочек индюшки и положив в рот. – Наслаждаться ею, смаковать.
Он прикрыл глаза, сделал несколько движений челюстью, открыл глаза.
– Объедаться и спешить – признак плебейства.
Мэри хотела перегнуться через стол, схватить графа за ворот рубашки, дернуть и выплеснуть аристократу плебейское негодование. Вместо этого она обратилась к слуге, стоящему за спиной молодоженов.
– Я бы с удовольствием съела еще клубничного желе. Оно восхитительно.
Он кивнул куда-то в сторону, видимо, помощнику, и тут же вынесли новую порцию. Мэри вонзила десертную ложку в сладость и, закрыв глаза, мурлыкнула от удовольствия. Открыла глаза. Граф выглядел как туча, выбирающая – обрушиться ливнем, снегом или градом.
– Лорд Уинслоу, ваш повар – кудесник. Передайте ему мою личную благодарность.
Барон смутился, но встретившись с ее улыбкой, кивнул и с достоинством ответил:
– Он будет польщен и попросит прибавку к жалованью. Вы меня разорите.
Улыбка Мэри стала шире. Замечательный человек. Ее сестра не могла сделать выбора лучше. Она вспомнила о Бьнке, которую видела в объятиях Пола, и улыбка померкла. Хотя, она тоже не была верна бывшему жениху. Эти распутные поцелуи с Джедом…
– Ваше лицо красное, как… – граф испепелял взглядом ее пустой стаканчик с десертом, – клубника.
– А вы смотрите на других леди. У них лица белые, как и модно в этом сезоне.
– Не только в этом, – граф лениво прошелся взглядом по гостям, – это будет модно всегда.
– Вот уж нет.
Граф вернулся к ней.
– Хотите сказать, девушки предпочтут белому красный?
Мэри снисходительно улыбнулась. Видел бы граф, как иногда выглядят женщины в ее веке: какаду отдыхает. Но даже если копнуть поближе… В России барышни натирали щеки свеклой, и это считалось натуральным здоровым румянцем.