Войдя в здание, я что-то нигде не заметила нашего привратника и понадеялась, что он не заболел. Только приходящая уборщица поливала карболкой мраморный пол под статуей Пресвятой Девы в голубом одеянии.
Я миновала приемный покой и направилась к лестнице, ведущей наверх к родильному отделению и инфекционному стационару. Под белой маской я узнала младшую сестру; от косынки на голове до подола платья она была покрыта кровавыми брызгами, словно побывала на скотобойне. Привычные стандарты и впрямь расшатывались.
– Медсестра Кавана, вы из хирургии?
Она мотнула головой и возбужденно ответила:
– Сейчас иду туда, медсестра Пауэр. Меня попросили осмотреть мужчину, который упал на улице. Лицо побагровело, вцепился обеими руками в воротник…
Я похлопала младшую медсестру ладонью по руке, чтобы ее успокоить.
Судорожно сглатывая, она продолжила рассказ:
– Я попыталась усадить его на брусчатку и расстегнуть крючки на воротнике, чтобы он смог дышать…
– Очень хорошо.
– …а он вдруг резко закашлялся и…
Медсестра Кавана растопырила липкие пальцы и указала на свою грудь, всю в свежих пятнах крови.
Я учуяла резкий металлический запах.
– О боже! Его уже оформили к нам?
Но, проследив за ее взглядом, я заметила накрытые простыней носилки на полу и поняла, что оформлять уже поздно, мы ничем не могли ему помочь. Кто бы ни вынес носилки на улицу и помог медсестре Кавана доставить несчастного в больницу, его уже и след простыл.
Я присела на корточки и, сунув руку под простыню, дотронулась до горла мужчины, чтобы нащупать пульс. Ничего.
Какая жуткая болезнь. Некоторые заболевшие сражались с ней месяцами, а она коварно забиралась в их организм, принимая обличье пневмонии – осложнения после гриппа, – и бой приходилось вести буквально за каждый дюйм тела. А другие капитулировали в считаные часы. Был ли этот бедняга упрямцем, который стоически противился боли, лихорадке и кашлю, покуда вдруг посреди улицы не обнаружил, что не в силах ни идти, ни говорить, и только и смог извергнуть фонтан живой крови на медсестру Кавана? Или, быть может, еще сегодня утром он прекрасно себя чувствовал, в то время как внутри его набрякала смертельная буря?
Третьего дня водитель кареты «Скорой помощи» рассказал мне ужасную историю: они с бригадой санитаров поехали по телефонному вызову: позвонила молодая женщина, которая сообщила, что сама в полном здравии, но одна из ее соседок по квартире вроде бы заболела, и две другие тоже неважно себя чувствуют… Когда же карета прибыла по нужному адресу, они обнаружили там четыре трупа.
Я поняла, что сестра Кавана не рискнула оставить без присмотра носилки перед приемным покоем и сбегать за подмогой, потому что кто-то мог случайно споткнуться о труп. Я вспомнила, как сама была младшей медсестрой: меня тоже охватывал парализующий страх, что, следуя одному правилу, я нарушу другое.
– Я найду санитаров, и они отнесут его в морг, – пообещала я ей. – Идите выпейте чаю.
Сестра Кавана с трудом кивнула.
– А вам разве не надо носить маску? – поинтересовалась она.
– В прошлом месяце я переболела гриппом.
– Я тоже, но…
– Ну и хорошо… (Я старалась говорить с ней добродушно, не раздраженно). Им же нельзя заразиться дважды.
Медсестра Кавана только моргала, словно кролик на рельсах, застывший от ужаса перед приближающимся поездом.
Я пошла по коридору и сунула голову в комнату санитаров.
Группка курильщиков в мятых круглых шапочках и в белых куртках, смахивающих на мясников. Почуяв табачный аромат, я сразу мечтательно вспомнила о «Вудбайне»[5] (главная медсестра отучила всех наших от дурной привычки, но иногда я позволяла себе эту слабость).
– Прошу прощения, в приемном покое находится труп.
Один из санитаров с металлической накладкой в пол-лица слюняво фыркнул:
– Ошибся дверью, а?
Фамилия этого санитара была Николс, или «безносый Николс» (жуткое прозвище, но подобные словесные трюки помогали мне запоминать имена). Блестящая тонкая медная маска, скрывавшая отсутствие у него носа и левой щеки, неприятно напоминала настоящее лицо и даже имела голубоватый оттенок, как у свежевыбритой кожи, а под носом были приклеены усы из настоящих волос.
Рядом с ним сидел человек с дрожащими руками. О’Шей – кличка трясун О’Шей.