— Ага, — снова с ним согласился Сёма, — ваще тебя сначала терпеть не могли. Думали, выпендрёжник. Понты одни. Злились, нафига тебя Сергей Иваныч вызвал. Типа, мы дураки, что ли, совсем? Сами ничего не можем? А щас видим: как ты — не можем. И эта Инга ещё, коза, подзуживала. Ну, типа, что директор кого-то из нас уволит, а тебя возьмёт вместо.
— Да, Инга и щас ходит с козьей рожей, — Паша скривил свою покрасневшую от выпитого физиономию и жеманным голосом произнёс. — Фу, подумаешь, этот ваш Эйс. Тоже мне Мегамозг. — Потом своим голосом добавил: — А ты же реально Мегамозг!
Я взглянул на Аниту, она улыбалась, насмешливо приподняв бровь.
— Ладно вам, — я решил, что на сегодня хватит панегириков в мою честь. — Восторгайтесь мною мысленно, а то я скоро начну краснеть, как девочка.
— Да брось! Мы же от души! — Паша разошёлся. — Я посмотрел это твоё приложение — это же бомба! За такой короткий срок такую вещь сварганить… я в шоке! Ты вообще самый крутой. Круче Моцарта, кто бы что ни говорил.
— А Моцарт тут при чём? — спросила Анита.
— Да он не про композитора, — пояснил Сёма. — Ну среди хакеров есть такие уникумы, как вот наш Эйс или этот Моцарт. Крутые, в общем. Считается, что последний прям вообще… непревзойдённый. Только он куда-то сгинул… Да и когда был — не особо контачил с народом, да же, Эйс?
— Надо же! Гений-социофоб? Интересно было бы с ним познакомиться. Ну а Моцарт-то почему? — оживилась вдруг Анита.
И, наверное, именно в тот момент в душе закопошилась тревожное чувство. Совершенно иррациональное и необъяснимое. Хорошо же всё… было.
— Ну, язык программирования есть такой — Моцарт Оз, — пояснил Паша. — Сложный, мало кто его вообще знает. А он на нём такие вещи выдавал, прям симфонии. Ну вот и прозвали. Но он правда, как в воду канул. Давно о нём ничего не слышал.
Мне вдруг расхотелось пить, гулять и веселиться. И хотя Паша, Сёма и бухгалтерия упрашивали побыть ещё, я не остался. Пропало настроение.
Мы взяли такси и до самого дома ехали молча. Она нашарила мою руку и легонько сжала. Я повернулся к ней, поцеловал в щёку. А дома Аня вдруг спросила:
— Тебе стало неприятно из-за того, что так расхваливали какого-то Моцарта? Поэтому ты так помрачнел и заторопился уйти?
— Вовсе нет. А я помрачнел?
— У-у, ещё как! Я даже подумала, что ты ревнуешь. А почему тогда? Что тебе так испортило настроение?
И я даже не знал, что ответить. Не говорить же: ты знаешь, у меня плохие предчувствия. Ну, тупость же. Да вообще бред! Я сам это понимаю, но поделать ничего не могу. На душе будто кошки скребут.
— Не знаю, устал, наверное.
Она подошла ко мне, заглянула в глаза, улыбнулась, обняла, сцепив руки за моей спиной.
— Я хочу, чтобы ты знал. Для меня ты лучше всех на свете. Для меня ты — самый крутой, самый умный, самый-самый, непревзойдённый.
Она перестала улыбаться, но не расцепила объятий и взгляд не отвела. И я неожиданно для себя самого сказал ей просто:
— Я тебя люблю.
Несколько секунд она молчала. Просто смотрела в глаза и молчала. А потом чуть слышно прошептала:
— Я тоже тебя люблю.
Однако после этих слов она погрустнела, отошла от меня, да вообще как будто в глубокую хандру погрузилась. И как я её ни тормошил — бесполезно.
— У нас с тобой сплин как переходящее знамя, — невесело хмыкнул я.
Только ночью, в постели, она снова ожила, распалилась, стала отвечать на ласки. А меня как прорвало — сказав один раз это «люблю», я шептал ей признания снова и снова.
Только вот после той ночи Аня стала всё чаще впадать в меланхолию. Спросишь — что случилось-то? Она отмахивалась: всё нормально. А у самой лицо как на поминках.
В конце декабря мы гуляли с ней по скверу и случайно встретили парня, которому я как-то осенью помог по работе. Он был с женой, и оба очень даже приветливо с нами разговаривали. Однако Аня моя почему-то занервничала. Мы приехали домой, и тут уж я припёр её.
— Ты скажи, что с тобой происходит? Только не надо снова это твоё «всё нормально». Я же вижу — ты совсем не такая стала, какой была. Ты каждый день ходишь, как в воду опущенная. Вот скажи, кто я тебе? Левый чужой чувак?
Она качнула головой.
— Так почему ты не можешь мне довериться? Я же всё для тебя готов сделать. У меня никого нет дороже тебя. Или… тебе просто всё это не надо и ты не знаешь, как сказать? Ты… не любишь меня, да? Но всё равно лучше правду скажи.
Она снова качнула головой и вскинула на меня пронзительно-синие глаза.
— Люблю. И для меня наши отношения очень много значат. Что бы потом ни случилось, ты знай, что для меня всё это было по-настоящему…