— Извини, я так увлекся.
— Ничего. Работы много накопилось, но ведь я не завтра уезжаю?
— Да, тебе придется пожить здесь несколько дней.
— Я не возражаю.
— Знаешь, я хотел посоветоваться с тобой о личном.
— Да, если это в моих силах, — улыбнулась она.
— Видишь ли, Нина, я бы очень хотел, чтобы Костя работал в фирме.
— Конечно, это было бы неплохо…
— Но, увы… — Он развел руками.
— В чем проблема?
— В его желании быть независимым. Он почему-то считает, что, устроившись в фирму, будет зависеть от меня. Хотя это не так. Ты ведь понимаешь?
Она кивнула и, подумав, сказала:
— Мне кажется, нужно дать ему время. Пусть пока побудет в свободном плавании. Рано или поздно Костя сам поймет, что работа в фирме — это самое лучшее для него. Если он женится, то, не сомневаюсь, на этом настоит Саша.
— Пожалуй, ты права, — согласился Торнавский.
Он и сам решил, что давить на племянника не стоит. Создав семью, Костя станет больше прислушиваться к мнению жены, а уж Сашу уговорить он сумеет…
Снегурченко вышла в сад, она была уверена, что прогулка ее и успокоит, и взбодрит. Проходя мимо грядок с клубникой, она высматривала спелые ягоды, но нашла всего с десяток. Именно там и застал вздыхающую Нину Евдоким Назарович Орешников — садовник Торнавского.
— Нина Витальевна! Здравствуйте! — воскликнул он, раскланиваясь. — Вы никак к клубнике примеряетесь?
— Примеряюсь, Евдоким Назарович, но только, увы, — она протянула ему ладонь с ягодами, — вот весь мой улов.
— Так я из теплицы на кухню Татьяне только что ведро клубники отнес, идите, она вас угостит.
— Правда? — обрадовалась Нина. — Бегу со всех ног! Спасибо, Евдоким Назарович.
Нина прошла до конца дорожки, обернулась, помахала рукой глядящему ей вслед Орешникову и, свернув налево, оказалась в березовой аллее. Она невольно залюбовалась высокими белыми стволами, испещренными серебряными отметинами. Где-то совсем рядом запел соловей, Нина присела на скамью и заслушалась. Вдруг птичьи трели прервали громкие девичьи голоса. Саша и Марианна ссорились, Нина разобрала отдельные слова и хотела незаметно уйти, но тут девушки вышли на аллею. Впрочем, Нину они заметили не сразу.
— Ты самая настоящая охотница за деньгами! — выговаривала Марианне Саша.
— А ты? — парировала та.
— Я?! Что я?!
— Разве ты не потому цепляешься ко мне, что, если Олег Павлович женится на мне, вам наследство не достанется?
— Да как ты смеешь, нахалка!
Нина вскочила со скамейки и, не оглядываясь, почти бегом бросилась прочь.
Запыхавшись, влетела на кухню к Пальчиковой.
— За тобой собаки, что, ли, гнались? — спросила Татьяна.
— Ой! Даже и не знаю, как сказать, — растерянно проговорила Нина.
— Не темни, рассказывай как есть, — потребовала Татьяна.
И Нина поведала о происшествии, свидетельницей которого стала.
— Да глупости все это, — сказала Татьяна. — Девчонки молодые, несмышленые.
— Или чересчур смышленые, — не согласилась с ней Снегурченко.
— Во всяком случае, это не наше дело, — подвела итог Татьяна и поставила на стол большое блюдо вымытой клубники.
— Какая прелесть! — воскликнула Нина, тотчас забыв и о Саше, и о Марианне. Она брала по одному сочному спелому сердечку, зажмуривала глаза и клала ягодку в рот, потом нажимала на нее зубами, ощущала, как кисловато-сладкий сок наполняет рот, и чуть не таяла от неземного блаженства.
Татьяна знала о любви Нины к клубнике, и для нее было настоящим удовольствием смотреть, как та ее ест. Казалось, Снегурченко не просто лакомится, а священнодействует. Татьяна не удивилась бы, появись в это время на кухне какая-нибудь клубничная фея.
Прошла неделя. Олег Павлович и Нина почти целыми днями были заняты работой. Марианна скучала, Саша злилась. Девушки старались не ссориться на глазах у окружающих, но Саша не могла удержаться, чтобы не отпустить шпильку при виде Марианны, а Валевская отмалчивалась, игнорируя Сашу, и тем вызывала у последней еще большую неприязнь.
Костя изо всех сил пытался сгладить ситуацию, но все его усилия оказывались бесполезными. Роль миротворца взяла на себя Пальчикова, решившая, что Марианна будет хорошей женой Торнавскому-старшему, сколько же можно ему жить бобылем. Саша тоже была ей до поры до времени симпатична, и она старалась помирить девушек. Но однажды Татьяна перехватила взгляд Лесневской, устремленный на Марианну, и выражение Сашиного лица всерьез ее испугало. Она даже перекрестилась и пробормотала: