Сегодня, разбирая остатки архива немецкой комендатуры, Станишевский обнаружил пожелтевшую и истрепанную схему городского водопровода, а Зайцев каким-то чудом отыскал не успевшего смотаться городского инженера по водоснабжению. Инженер оказался поляком, но говорил по-польски с таким немецким акцентом, что Станишевского чуть не стошнило. Кроме всего, пан инженер был смертельно перепуган и от этого вел себя крикливо и вызывающе.
Сейчас, стоя у края воронки, заполненной водой, он, высокий, тощий, в узком потертом пальто и фуражке с теплыми наушниками, раздраженно потыкал пальцем в старенькую схему водных коммуникаций и с истерическими нотками в голосе заявил Станишевскому:
— Сначала вы сами бросаете бомбы черт вас знает куда, разворачиваете водопроводную магистраль, а потом требуете...
Но Станишевский жестко прервал его:
— Короче! Я назначил вас ответственным за водоснабжение. Если к шести часам утра в городе не начнет работать водопровод, я расценю это как саботаж и...
— Вы только не пугайте меня! — высоким голосом крикнул инженер и втянул голову в плечи.
— А вы не успеете испугаться, — спокойно сказал ему Анджей. — Я просто расстреляю вас.
Он отвернулся от инженера и крикнул командиру русских саперов, младшему лейтенанту лет девятнадцати:
— Кузьмин! Коля!.. Почему генератора для электросварки до сих пор нет?
— Не волнуйтесь, товарищ капитан, сейчас будет! Уже едут.
Зайцев отвел Станишевского к «виллису», показал глазами на инженера, который уже бросился собственноручно заводить насосный движок, и негромко спросил:
— А если они действительно не успеют к шести?
И тогда Станишевский посмотрел на Зайцева такими глазами, каких Зайцев у него не видел никогда.
— Шлепну как миленького, — еле сдерживая ярость, проговорил Станишевский. — Ты же не понял, как он говорит по-польски! Я его наизнанку выверну!..
— Ну ты даешь... — потрясенно пробормотал Зайцев.
Из-под «студебекера» раздался истошный крик:
— Капитан Станишевский! Старший лейтенант Зайцев! Капитан Станишевский!..
Оскальзываясь в комьях сырой земли, выброшенной из траншеи, к комендантскому «виллису» бежал пожилой польский солдат с патрульной повязкой на руке.
— Что еще стряслось? — спросил его Станишевский. — Что вы орете как ненормальный?
Солдат испуганно оглянулся, не слышит ли кто, и зашептал:
— Там... В ресторане... Кошмар! Союзники такое творят!.. Жуткая драка! Смотреть страшно... Ужасная драка!..
— Наши тоже участвуют? — деловито спросил его Станишевский.
— Немножко... — неуверенно произнес солдат.
— А наши? — рванулся к нему Зайцев.
— Никак нет! — убежденно ответил солдат. — Стараются не обращать внимания.
Дрался почти весь ресторан.
Переворачивались столы, вдребезги разбивались стулья, окна со звоном брызгали осколками стекол. Поклонники Лизы — американец, англичанин, француз и итальянец — дрались между собой и со всеми остальными.
— Ребята! — вопила Лиза. — Я же никому ничего не обещала! Ох черт!.. Где же этот русский мальчик с водой для раненых?! Только ему от меня ничего не нужно...
Словно тихий прохладный оазис в знойной раскаленной пустыне, будто островок в бушующем море, стоял в дальнем углу у окна столик Невинного и Санчо Пансы. Не обращая внимания на происходящее, Невинный оберегал своими огромными лапищами пивные кружки, которыми был уставлен столик. Он сидел спиной к драке, и только когда кто-нибудь в боевом раже наваливался на него, отпихивал плечом и продолжал давно начатый разговор:
— Я уже и пробежки делал по утрам, и в бане парился... Ни хрена!
— Вот то-то и есть, — горестно шмыгал носом Санчо Панса. — Ты, говорит, не следишь за машиной... А когда за ней следить? Минуты свободной нету...
— Был бы я в строевой части... Но я же в санбате! Там одни бабы. Меня за мужика не считают. Ну ничуть не стесняются! Я для них просто толстый человек... — горько сказал Невинный.
После сокрушительного удара американца на Невинного упал француз и осоловело уставился на него и на Санчо Пансу.
— Не балуй, — кротко сказал Невинный и плечом отпихнул француза. Тот отлетел в сторону.
Итальянец увидел это, выдрался из общей кучи и тут же бросился на Невинного. Француз очухался и тоже полез в драку. Невинный привстал, удержал их обоих на расстоянии своих вытянутых рук и сказал им вежливо, как и полагается русскому человеку, временно оказавшемуся за границами своей Родины:
— Как же вы ведете себя в общественном месте?
И в эту секунду произошло чудо! Санчо Панса вдруг стал понимать все, что говорил Невинный, а Невинный тут же обнаружил, что разбирает все, о чем говорит Санчо Панса!
— Вот сволочи, — удивленно сказал Санчо Панса. — И чего лезут?
— Нехорошо, — сказал Невинный французу. — Некультурно.
— Да дай ты ему в глаз, — посоветовал Санчо Панса.
— Нельзя, — ласково сказал Невинный. — Союзник. Только пьяный.
— Это тебе нельзя. А мне можно, — уверенно произнес Санчо Панса. — Я на своей земле. Отодвинь-ка итальяшку...
Он поставил кружку с пивом и так врезал французу, что тот перелетел через два стола. Санчо Панса отхлебнул из кружки и вторым ударом отправил итальянца в глубокий нокаут.
Распахнулись входные двери, и в ресторан ворвались патрульный наряд, Зайцев и Станишевский с автоматом в руке.
Санчо Панса увидел Зайцева и тут же, на глазах у изумленного Степана Невинного, выскочил в окно. Но Валера этого даже не заметил.
— Прекратить!!! — заорал он и выхватил из кобуры пистолет. — Стрелять буду!..
Никто не обратил внимания на истошный крик Зайцева. Тогда Анджей Станишевский поднял автомат и дал в потолок длинную очередь. И драка немедленно прекратилась Наступила мертвая тишина. Затрещал потолок, посыпалась сверху какая-то труха, что-то наверху хрястнуло, и на пол рухнула большая медная люстра.
— Обещаешь стрелять — стреляй, — назидательно заметил Станишевский Зайцеву. — Чего зря глотку драть?
Из семнадцати арестованных в ресторане шестерым понадобилась срочная медицинская помощь. У американца была разбита надбровная дуга и никак не останавливалось кровотечение; англичанина кто-то треснул бутылкой по голове, и наверняка нужно было накладывать швы. Француз оказался с распоротой ягодицей — видимо, когда падал после удара Санчо Пансы, он умудрился задом проехать по бутылочному осколку. Итальянец просто не мог прийти в себя и почти не подавал признаков жизни. Польскому сержанту-пехотинцу вывихнули в плече руку, кому-то из местных выбили два передних зуба, отчего его верхняя губа вздулась до чудовищных размеров и явно требовала врачебного внимания. Остальные участники побоища отделались синяками, царапинами и ссадинами.
Всех арестантов погрузили в кузов комендантского «ЗИСа», и так как второй грузовой машины не оказалось, было решено всем вместе сначала ехать в медсанбат, а уж потом — для дознания — в комендатуру.
Когда были отданы последние распоряжения и Станишевский с Зайцевым собирались сесть в свой «виллис», на заднем сиденье они обнаружили неподвижно сидящего Санчо Пансу.
В последнюю секунду, когда «виллис» и «ЗИС-5» уже тронулись, с криком: «Эй! Эй!.. Я тоже! Меня нельзя оставлять!..» — в кузов «ЗИСа» ввалилась Лиза, прижимая мокрый платок к подбитому глазу.
В перевязочную были вызваны два хирурга — майор Васильева и недавний выпускник Военно-медицинской академии старший лейтенант Игорь Цветков. Операционная сестра Зинка уже раскладывала инструменты и перевязочный материал.
Для необходимого общения с союзниками, говорящими на разных языках, был поднят с постели старик Дмоховский.
Невинный же прибыл вместе со всеми в комендантском грузовике, как ни в чем не бывало быстренько напялил на себя кургузый белый халат и теперь трогательно ухаживал за бесчувственным итальянцем.
Во дворе медсанбата четыре солдата комендантского взвода под командованием старшего сержанта Светличного сторожили кузов «ЗИСа», набитый задержанными.