— Говорят ты в полной жопе, Пантера? — без сарказма произносит он.
— А ты, как лучший друг ведёшь меня к себе поделиться обещанным вазелином? — ухмыляюсь.
— Я как лучший друг предупреждаю тебя, раз уж ты вляпалась в это дерьмо — расслабься и не рыпайся, целее будешь! — говорит с некой строгостью.
Неужели он действительно обо мне печётся?
Мы никогда не испытывали друг другу тёплые чувства. Наши рабочие отношения сводились к противостоянию. Но, мужчина никогда в жизни, ничего плохого мне не делал, не считая той поездки в загородный дом, когда все пошло наперекосяк. Хотя и там он не был виновным. Виновным был тупорылый охранник.
Неужели Стас хочет меня обезопасить, дав ценный совет?
— Что ты знаешь? — тяну его на себя.
— Ничего такого. — Выдёргивает свой локоть. — Знаю только, что грядёт глобальная перестройка, а ты Пантера стала любимицей босса.
— Что ты знаешь о невесте Мира? — снова пытаюсь ухватиться за мужскую руку но, получается ухватиться только за воздух.
— Я ни-че-го не знаю, Кира! — еле заметно косится на скрытую камеру, которая имеет встроенную звукозаписывающую функцию.
Черт!
— Прошу, — спустя несколько шагов Стас указывает на нужную дверь. — Не споткнись. — Безрадостно дёрнул уголком губ.
Захожу без стука, просто открываю дверь и привлекаю внимание трёх пар глаз. Короткий жест и двое мужчин уходят, остаётся одна пара чёрных глаз.
Чёрный омут. Он затягивает своей неизвестностью, опасностью, мне ничего не остаётся, как утонуть в нем. Упасть, раствориться.
Когда ты падаешь в бездну и выхода нет, нужно сконцентрироваться на падении. Ведь миг падения — может оказаться настоящей свободой. Глупо надеяться, что из этой ситуации можно выйти невредимой, но может, стоит воспользоваться советом Стаса: расслабиться и не рыпаться?
Мирослав поднимается со своего места и, обойдя стол, облокачивается о деревянную поверхность, подзывая подойти ближе.
— Ты наконец-то объяснишь мне, зачем я тебе нужна?
— Мы летим в Стамбул. — Манит ещё ближе.
— Стамбул? — не веря услышанному подхожу на автомате. Впритык.
Это его план? Увезти меня в другую страну подальше от дочери?
— Всего на три дня, — развеивает ужасные мысли, оглаживая мои плечи, стягивая широкие лямки вниз. — Будешь греть мне постель, пока я занят делами. А если будешь ещё и послушной, то так и останешься неприкасаемой… для других. — Поднимает взгляд.
— У тебя есть очаровательная невеста. — Отвечаю таким же прямым взглядом. — В чем проблема? Пусть она греет постель.
Пытаюсь контролировать эмоции, не лезть на рожон. Получается слабо.
— Породистую кобылку нельзя пачкать грязью, на то она и породистая. Другое дело шлюха.
Так хочется влепить по его красивой физиономии, оставив на щеке горячий след. Дать понять, что я не шлюха, что я не бесхребетное тело, которым можно пользоваться как надувной куклой. Но в его колоде одни козыри и я уже дала своё согласие.
— Не нравится, когда я тебя так называю, да? — рука ползёт к моим волосам, цепляя прямые пряди. Мужчина медленно начинает наматывать их на кулак. — У меня для тебя есть другое имя. Ты — Элитная шлюха, красивая до умопомрачения и за тебя отвалят бешеные бабки.
Я не могу понять: это тонкий намёк на то, что мне ещё и заплатят? Или…
— Ты меня собираешься продать? — сейчас вместо меня говорит страх, потому что в чёрных глазах напротив, горит самый настоящий дикий огонь.
— Нет, ты что? — приближается к моим губам. — Тебя я оставлю себе, пока мне не надоест твоё красивое личико. — Касается большим пальцем моих губ, размазывая помаду. Пачкая меня, заставляя ощущать игрушкой.
Кажется, если я сяду в самолёт, который полетит в Стамбул, я больше никогда не вернусь обратно.
10
Смотрю в иллюминатор, наблюдая как вокруг частного самолета, суетятся люди. Грузчики, охранники, рабочий персонал крутятся, чтобы важные пассажиры летели в абсолютном комфорте.
— Сейчас подъедет Давид, и мы тронемся в путь. — Тяжёлая ладонь приземляется на мою коленку и несильно сжимает. — Ты что нервничаешь? — удивленно смотрит на меня.
Нервничаю? Да я нахожусь в самом настоящем ужасе. Я до безумия боюсь самолетов и высоты. На уровне второго этажа у меня уже начинает все плыть перед глазами, и на пилоне я стараюсь высоко не залазить.
До неконтролируемого стояка можно и на среднем уровне довести.
— Мне немного не по себе. — Пытаюсь унять дрожь в пальцах, сильнее сжимая их в кулаки.
— И ты даже не против, если я… — его рука ползёт вверх, и проскальзывает между ног. Если бы я сейчас была в юбке то, наверное, он не сдерживал себя и проник пальцами под ткань. Но Мир настоял, чтобы я надела джинсы, поэтому он лишь вдавливает в промежность грубый шов.
— Миран, — стюардесса учтиво раздвинула шторки, впуская тучного мужчину. Давид, я узнала его. Он был в кафе. — Какая прелесть, познакомишь? — мужчина усаживается напротив нас и я благодарна частному самолету, что здесь так много места.
— Не познакомлю, — Мир, отдёргивает руку и поправляет на запястье часы. — И если будешь так откровенно пялиться на неё, станешь видеть хуже на один глаз, — спокойно произносит угрозу и тот моментально отводит глаза от моей груди.
Как он только что назвал его? Миран? Может это приветствие какое-то?
Скорее всего, потому что Давид совершено, не похож на русского. Мирослав кстати тоже.
Полёт прошёл спокойно, не считая того, что я ни разу не отстегнула ремень безопасности, не говоря уже о том, чтобы встать со своего места и кажется, я повредила шикарную обивку кресел, впиваясь ногтями в подлокотники во время взлёта и посадки.
Давид все же прибегнул к совету друга и больше ни разу не взглянул в мою сторону. Сального взгляда мне ещё не хватало.
Практически у самого трапа нас поджидали три чёрных Мерседеса. Глянец дорого блестел на солнце, подчеркивая статус автомобиля.
— Миран! — высокий худощавый мужчина двинулся к Мирославу, как только мы ступили на землю. — Мэрэба, джаным (прим. автора — «Здравствуй, дорогой». Турецкий.)
Из потока непонятных слов я снова уловила «Миран».
— Что значит Миран? — спрашиваю у Давида, когда тот поравнялся со мной. Почему-то именно это слово, мне зацепилось больше остальных.
— Его имя! — ответил таким тоном, будто я спросила о какой-то нелепости.
Место куда мы приехали, сильно разнилось с внешним видом мужчин. Я всегда думала, что имея такой безупречный и дорогой вид, люди должны обедать в ресторанах со звёздами Мишлен, но нет, мы остановились возле двухэтажной забегаловки где, судя по всему, второй этаж был чьим-то домом. Об этом говорили развешенные на бельевой верёвке вещи. В самом ресторанчике было бедно, но довольно-таки уютно. Деревянные столы и лавки, пол устелен коврами, а на окнах: короткая белая тюль. Зал пустовал. Мы были единственными гостями.
Заняв самый дальний столик на шестерых, к нам тут же подошла пухлая женщина в годах с косынкой на голове и, начала любезничать с мужчиной, что встретил нас в аэропорту.
Мирослав или Миран, я теперь уж и не знаю, как к нему обращаться, усадил меня рядом с собой и не упускал ни единой возможности, чтобы меня не облапать. Давид сел в самом дальнем углу и после самолёта, он ни разу не взглянул на меня. Похоже Мир очень влиятельный человек. Его боятся.
Второй незнакомый мужчина сел напротив Мира и, лишь изредка косился в мою сторону.
Стол понемногу начал заполняться разными блюдами, название которых мне были неизвестны, а предо мной поставили высокий стакан с непонятным напитком, похожим на кефир с какой-то зеленью.