– Однако, – я продолжил за него, – победителями оказались они, а не вы.
– Именно, – согласился Кара. – Сатанисты встретили меня в районе Славенска, и не только теми кланами, что на Дебальцево должны были наступать, но и теми, кто против Днепропетровска с Доном работали. Трое сектантов на одного моего бойца, да ещё в лесах, так что нам не помогли ни миномёты, ни химбоеприпасы, ни огненная смесь. Наши отряды на развалинах города зажали и блокировали. Три раза я на прорыв шёл, и каждый раз мои воины несли потери и возвращались на исходные позиции. Дошло до того, что я, Кара, гроза всего Черноморского побережья, сам мира запросил, а в ответ – только полное презрение. Полтора месяца на руинах Славенска сидел, и уже от отчаяния пошёл на прорыв не к Дебальцеву, а на Изюм. Со мной девятьсот головорезов, три десятка вьючных лошадок, пяток миномётов и все оставшиеся боеприпасы. Мы проломились сквозь вражескую оборону, вышли к Изюму, да так удачно, что целый клан накрыли. Сам понимаешь, жалеть я никого не стал и такую резню там устроил, что они её надолго запомнят. Курвы!
Кара замолчал, а я поинтересовался:
– Что за клан?
– Зелёные Ромбы, те самые, которые должны были Луганск задавить.
– И что дальше?
– Ха! – Кара усмехнулся. – Я этим фанатикам такие бега по их территории устроил, какие никогда и нигде не устраивал! Представь себе: зигзагами и всё ближе к Харькову. От Изюма к Петровскому и поворот к Северскому Донцу. Одним броском форсировал реку – и на Савинцы, от них – на Балаклею, а там снова переход через реку и на Первомайский. Эти твари перепугались, что я смогу к Харькову выйти, и всё, что можно, туда перебросили. А я посмотрел на это дело, повернул на юг и в конце августа смог в Дебальцево пробиться.
– Сколько у тебя людей уцелело?
– Двести девяносто три человека из пяти тысяч, которых я в поход повёл, и почти пятьсот бойцов в Дебальцеве.
– Не много.
– Да уж, кровью мои наёмники умылись, но и сектантов мы наваляли прилично. Кстати, они мне прозвище придумали – Мясник.
– А как руку потерял? – Я кивнул на его культю.
– Метательный диск. Чирк! И руку по самый локоть как бритвой срезало. Что самое обидное, это во время последнего прорыва произошло.
– А здесь, в Конфедерации, что делаешь, и вообще какие планы на будущее?
– Хочу в Одессу уехать. Денег немножко есть, на старость хватит. А воевать больше не интересно, был Кара боец, да весь вышел. Сюда приехал с Симаковым повидаться и попросить его, чтобы он остаткам моих отрядов материально помог и оружия подкинул. Ты ведь Остапа-одессита помнишь?
– Помощника твоего? Помню.
– Вот, он решил за Дебальцево до последнего патрона сражаться. Надеется, что сможет его удержать, и думает, что после тех потерь, что сектанты зимой и летом понесли, на какое-то время они свой натиск ослабят, а ему удастся привлечь новых бойцов и снова сделать из отряда мощную силу.
– Ну, дай ему боги удачи.
– Да, удача Остапу сейчас не помешает.
Ещё какое-то время пообщавшись с тестем, который после летней военной кампании на Украине почувствовал, что его молодость и зрелость уже прошли, а старость, наоборот, подступила вплотную, мы разошлись. Кара направился в одну из гостевых комнат, где он остановился со своими супругами, а я, как только встал, почувствовал на себе внимание одного из моих пёсиков. Это как если бы резкое дуновение холодного ветерка по волосам на затылке. Одно мгновение – и всё проходит. Находясь вдалеке, Умный и Лихой общаться со мной не могут, здесь контакт глаза в глаза необходим, но подать сигнал они в состоянии. Думаю, что потомки Лидера, уже прижившиеся у меня дома, желают что-то сообщить, а коль так, значит, встреча до утра не подождёт.
Скажу сразу: я не собачник и не кошатник. К домашним животным отношусь неплохо, но и только. Были бы у меня на попечении обычные волкодавы, посадил бы их на цепь во дворе. Но потомки Лидера – новый разумный вид, а потому и отношение к ним соответствующее. С самого начала их проживания под крышей моего особняка Умному и Лихому отвели небольшую комнату на первом этаже, убрали из неё всё лишнее и пробили свободный выход во двор.
Поначалу домашние, то есть слуги, Марьяна и её сестры, восприняли это как мою причуду, а потом привыкли, и ничего, теперь даже не удивляются тому, что два молодых волкодава свободно бродят, где захотят, тем более что грязи от них нет, пёсики не чудят и мебель не портят. Под это дело даже сами себе объяснение придумали: мол, собаки хорошо выдрессированы, да и только. Это нормально, так и должно быть, и про то, что псы при желании могут выхватывать кусочки их мыслей, им знать не надо, и только мой малолетний сын почему-то очень быстро разобрался, что же с собаками не так, и вполне сносно с ними общается. Думаю, это оттого, что он ребёнок и многое воспринимает совершенно иначе, чем взрослые. Впрочем, пока это не суть важно, и более интересно, во что выльется его регулярное общение с разумными псами, когда он подрастёт.