Мол, все это неправильно, но ведь ясно: этих ребят скоро уберут и тогда-то начнется серьезная работа. Теперь же начали появляться первые признаки озлобления, которое потом стало господствующим настроем в Верховном Совете.
Наши оппоненты объединились в основном по линии защиты прав трудовых коллективов. Если при обсуждении в первом чтении они организационно были еще не очень готовы противостоять нам, то ко второму чтению уже сформировалась депутатская группа, фракция “Рабочий союз”, взявшая на себя роль выразительницы интересов советов трудовых коллективов; ее возглавлял некий депутат Косопкин, ныне мало кому известный, а тогда достаточно активный, очень речистый, но не очень большой специалист и потому не очень опасный противник. К тому же эта группа еще не нашла тогда общего языка с коммунистами, которых представлял Исаков, и это ее ослабляло.
Поэтому утром 29 мая, когда на повестку для Верховного Совета был поставлен вопрос о втором чтении программы и закона о приватизации, мы выбрали, можно сказать, наглую линию противодействия. Воспользовавшись тем, что группа Косопкина представила свои поправки поздно, буквально за сутки перед началом заседания, мы, сославшись на регламентные нормы, не учли их. Мы исходили из того, что по общему раскладу политических сил Хасбулатов будет скорее поддерживать наш документ, чем заваливать его. И все-таки… Выйдя утром на обсуждение, мы потерпели полное поражение. Было это так.
Сразу же после выступления Филиппова, представлявшего комитет по экономической реформе, Косопкин заявил, что его поправки не учтены. И хотя Хасбулатов продолжал поддерживать документ, при голосовании выяснилось, что он не принимается за основу. Это означало, что он не прошел. И теперь его предстояло проводить по отдельным статьям.
Пришлось отступить. Обсуждение перенесли на послеобеденное время. При этом Хасбулатов сказал: “Программу надо принимать обязательно завтра-послезавтра (не знаю, как получится). Или на той неделе, когда меня здесь не будет. Только согласуйте все поправки”. Затем он ушел из зала и после перерыва председательствовал уже Шумейко.
Достаточно агрессивно по содержанию, но очень умело по форме, он давил на депутатов, настаивая на принятии документа. Сопротивление, однако, нарастало. При одном голосовании документ за основу не принимается, при другом редакция комитета отклоняется, при третьем статья не проходит. В атаку идут коммунисты: “Отложить!”, “отложить!” Депутат Любимов заявляет: “Это безнадежное дело”. На что Шумейко отвечает: “Нет, уважаемый депутат Любимов. Безнадежное дело происходит не потому, что не учли мнение комитета. Вы посмотрите в зал. Из Совета национальностей присутствует одна треть депутатов. Вот где собака зарыта — полная безответственность к принятию важнейших для государства законов, отсутствие кворума народных депутатов”. Ход, конечно, грамотный, но коммунисты не успокаиваются. Характерна оговорка, которую допустил депутат Осминин: “Нам нужно выполнять решения шестого съезда партии, виноват — шестого съезда народных депутатов”.
Один депутат потребовал поручить доработку закона комитету по промышленности и энергетике. Это был страшный удар. Отложить — плохо, но передать — еще хуже. Комитет по промышленности и энергетике был одним из самых реакционных. Его возглавлял депутат Еремин, который был в Верховном Совете одним из главных противников реформ. “Президента — расстрелять!”, “Реформаторов — повесить!” — это его лозунги. В 1993 году он активно участвовал в октябрьском перевороте, а спустя несколько месяцев в госкомитете по промышленности стал руководить экономическим направлением. Передавать программу приватизации в такие руки означало загубить всю работу.
Я понял, что нужно немедленно прекращать давление и давать задний ход, иначе мы потеряем все. Это понял и Шумейко. Он очень аккуратно вышел из этой ситуации, предложив отложить рассмотрение проекта закона о внесении изменений в закон о приватизации на следующую неделю и поручить доработать его комитету по экономическим реформам совместно с комитетом по промышленности и энергетике. Это словечко — “совместно” — в корне меняло дело.
Предложение проходит, и документ откладывается на неделю. Итак, первую схватку мы проиграли. Правда, проиграли не капитально, но и это было неприятно. Беда состояла не только в том, что мы теряли неделю. Проигрыш на том этапе означал, что придется идти на серьезный компромисс. Если проект проходил с ходу, то компромисс был бы минимален. А теперь приходилось прикидывать, что надо отдавать, в чем уступать. Мы понимали, что ошибка допущена на начальной стадии, надо было более грамотно входить в обсуждение, точнее, учитывать расклад сил. Тогда за прохождение документа пришлось бы платить куда меньшую политическую цену. Но ошибка сделана и приходилось ее исправлять в течение недели, между 29 мая и 5 июня.