- Что это тебя с бокала шампанского так развезло? - подозрительно принюхивалась ко мне Витольдовна, но 'не пойман - не вор!'. Однако, сколько верёвочке не виться, а конец, известное дело, будет. Обнаружила моя мисс все мои пузырьки с остроумной латинской надписью: 'Тинктура онанидис' (это по-латыни и есть 'Настойка стальника') и предъявила их мне. И сколько я ни убеждал строгую даму, что 'тинктура онанидис' - это просто лекарство от онанизма, не помогло. Я был изгнан, но через несколько дней помилован и призван снова. 'Только без своих онанидисов'! - предупредила строгая кураторша.
Только и мы ведь не лыком шиты - своё соображение имеем! И я снова придумал, как перехитрить мисс Витольдовну. Сижу как-то за столом, ем прекрасные закуски, а в рот не лезет! Выпить, страсть, как хочется! И я набираю номер телефона Мони.
- Друг у меня заболел, надо спросить, как здоровье! - поясняю я моему куратору.
- Моня, как здоровье? - спрашиваю я, услышав его жующий голос в трубке. - Что, скорая помощь? И дома никого нет? Погоди, я через полчаса - у тебя!
- Ты что с ума сошёл, какая скорая помощь? - испуганно бормочет по телефону Моня, но я уже лечу к нему.
- Томочка, с другом плохо, надо спешить! Я скоро приду, он рядом живёт! - одеваясь, информирую я Тамару.
- Попробуй только нажрись там, увидишь у меня! - уже на лестнице предупредила меня грозная мисс Тамара.
Я только рукой махнул и сел в лифт. От 'Кунцево' до 'Филёвского парка' - как говорят в народе 'рукой подать и ногой поддать'. Минут через двадцать я уже звоню Моне в дверь.
- В чём дело, ты что, с ума сошёл:
- Сойдёшь тут, - перебил я его, - когда ни капли выпить не дают. Что у тебя есть?
- Ты же знаешь - стальник в избытке! Сколько? - по-деловому подошёл к вопросу Моня.
- Моня, дорогой, я у тебя видел стеклянную кружку Эсмарха, далеко ли она? - спешно откупоривая пузырьки, спросил я (для тех, кто не знает - кружка Эсмарха - это ёмкость для клизмы).
- Ты что, шизанулся, зачем тебе кружка Эсмарха? - удивился Моня, но кружку достал.
Я залил туда грамм триста настойки стальника, разбавил таким же количеством воды, попробовал прямо из кружки на вкус и, закрыв краник на клистире, ввёл последний куда следует.
- Теперь себе налей, я же не алкоголик, чтобы пить один! - потребовал я.
- У меня нет второй кружки Эсмарха! - взвизгнул ошалевший Моня.
- Зачем? Зачем тебе кружка Эсмарха? Ведь у тебя нет ненормальной бабы, которая не позволяет тебе выпить. Ты - счастливый человек - у тебя сейчас вообще нет бабы! Никто не экспериментирует над тобой, никто не командует тобой, никто не изменяет тебе, никто не исчезает из дома на ночь! Пей, дорогой, как человек - из стакана! - произнёс я пылкий, но выстраданный монолог.
Мы чокнулись с Моней - он своим стаканом, я - кружкой Эсмарха; я открыл краник и поднял кружку повыше.
- О, я понял! - вдруг взволнованно прокричал Моня, - я сделал открытие! Вот почему в песнях поют: 'Поднимем кружки!' Видимо, в старину все делали так, как ты сейчас, и чтобы жидкость пошла в организм, поднимали кружки, как и ты! Но я не понимаю, зачем тебе сейчас понадобилось пить таким странным способом?
- Потому, что и у тех древних мужиков, как и у меня сейчас - бабы были садистками и не позволяли выпить, а по прибытию домой - обнюхивали. А этому способу меня знакомый шофёр научил из Тольятти. Ни один гаишник не мог догадаться, пока кровь на пробу, наконец, не взяли. Действует сильнее и запаха нет!
Я дождался, пока вся жидкость вытечет из кружки, потом вымыл её и поставил на место.
- Ты хоть закуси, там же больше поллитры! - и Моня протянул мне здоровенный огурец.
- Не влезет! - заявил я, критически взглянув на габариты огурца.
- Извини, зарапортовался! - пробормотал Моня, - а ведь выгодно - и закусывать не надо!
Я бегом бросился в Кунцево, ведь спиртное, употребленное таким образом, действует гораздо быстрее, чем через желудок. Когда я звонил в дверь Тамары, меня уже хорошо 'забрало'.
- Нажрался! - с кровожадной улыбкой констатировала мисс Тамара-грозная.
- Постыдись, филолог - тихо ответил я ей, - Моню без лифта на горбу тащил - не полезли носилки в лифт и санитары стали уезжать. А человек умирает - с животом что-то у него. Ну, взвалил я его себе на спину и потащил по лестнице! Устал, еле хожу, а ты: 'нажрался, нажрался!' Можешь обнюхать, если не веришь!
Тамара Витольдовна деловито приказала: 'Дыхни! - и по-овчарочьи обнюхала меня.
- Извини, погорячилась! - признала свою ошибку Витольдовна, и ласково пропустила меня к себе в квартиру.
- Знала бы, дурочка, где нюхать надо было, не то сказала бы! - мелькнула у меня крамольная мысль, но я тут же отогнал её.
Ещё один сюрприз устроила мне Тамара Витольдовна, но уже в октябре, и в городе Киеве. Предыстория такова. Защищал диссертацию у нас в МАСИ мой старый приятель из Киева Юра Дзюба. Я был у него оппонентом. Диссертация сама по себе была хороша, да и Юра был моим хорошим приятелем, так что расхваливал я его на защите, как мог. Мне даже нарекание от Совета было - 'оппонент', для того, чтобы критиковать, а не расхваливать.
Одним словом, защита прошла блестяще, и Юра пригласил меня к себе в гости в Киев.
Летом мы с Тамарой Витольдовной уже были в Киеве, погостили у Оси Юдовского, там же где раньше я останавливался с Тамарой Ивановной. Конечно же, мне пришлось 'отпрашиваться' у Оли и Тамары-маленькой, дескать, маму в Сухуме навестить надо.
А Тамара Ивановна сама отпросилась у меня на Чегет, где стала бывать последнее время. К Маше как раз приехал 'на побывку' её муж-капитан, причём на всё лето. Лика же, как замужняя женщина поехала со своим генералом куда-то в военный санаторий. Страсть как не хотела ехать, но брак обязывает!
Вот мы и провели лето в Киеве. Конечно же, характер свой Тамара-грозная проявляла, но выгнать меня из Осиной квартиры она уже не могла. Более того, в Киеве она была подчёркнуто деликатной, уступчивой и ласковой. Прикидывалась, конечно же, по необходимости! Но ей настолько понравилось в Киеве, что она упросила меня взять её с собой ещё раз в октябре, как раз после Юриной защиты.
Мы остановились у Юры в его однокомнатной квартире в девятиэтажном доме на Нивках, а сам Юра на время нашего пребывания ушёл жить к другу. Только просил присмотреть за его собакой Найдой, которую к другу было взять нельзя. Мы выпили, конечно, у Юры; он пробыл с нами до позднего вечера, чуть ли ни до полуночи, а потом поехал к другу. Я вышел во двор вместе с Юрой и Найдой, которую надо было выгулять.
Я вышел в майке и спортивных брюках, Найда сделала своё дело, и мы пошли обратно домой. Войдя в подъезд, я остановился, а куда дальше идти - не знаю! Ведь я не только не посмотрел на номер квартиры, а даже этажа не запомнил! Зрительной памяти - никакой, а, кроме того, я был сильно выпивши. Сели в лифт, я пытаюсь поднять Найду, чтобы она хоть носом ткнула в нужную кнопку, но она только визжит и отбивается.
Вышли снова во двор: я знаю, что у Юры балкон выходит туда, что этаж не первый и не последний. А какой - хрен его знает, балконы все одинаковые. Начинаю кричать вверх: 'Тамара, Тамара!'. На балкон вышли две тётки: 'Чего надо?'.
- Ничего, я свою Тамару зову - отвечаю я.
- А ты не ори среди ночи, а поднимись к своей Тамаре и там с ней разговаривай! А то милицию вызовем!
Тогда мы снова зашли в подъезд - на дворе нулевая температура, весь дрожу от холода. Найда испуганно смотрит мне в глаза и подвывает. Что делать, садимся в лифт и останавливаемся на каждом этаже. Выходим в длинный коридор, подвожу собаку к каждой двери - вдруг узнает квартиру.
Наконец, на пятом этаже Найда уверенно свернула направо и пошла в самый конец коридора. Звоню в дверь, готовый к извинениям, но дверь открыла злорадно улыбающаяся Витольдовна.
- Что, пьянь, орёшь во дворе? Номер квартиры не мог запомнить? - стала она меня, замёрзшего, выговаривать. Найда аж залаяла на неё от возмущения.