Тогда я стал думать и гадать. Мне сорок четыре года, Ире - двадцать. Разница существенная, но не катастрофическая, тем более, я спортивен, выгляжу и одеваюсь по молодёжному. Учится Ира в Киеве в Политехническом, но живёт в общежитии, потому, что прописана у родителей в Конотопе. Русская, мечтает о Москве. Я сказал ей, что разведён, даже паспорт показал - там печать, что брак расторгнут. Такой молодой женщины у меня ещё не было, если говорить о серьёзных связях, а не об одной ночи. Я совершенно не сомневался, что близость у нас будет - не сегодня, так завтра. Ира - девушка умная, хорошо учится, думает о карьере всерьёз. Свой брат - технарь! И начитанная - я исподволь тестировал её - и 'Фауста' Гёте, и Зощенко, и Рабле, и Ильфа с Петровым - всё читала. Даже 'Манон Леско' читала, хорошо помнит и любит это произведение. С ней не соскучишься! Прекрасно плавает, занимается бальными танцами, даже участвовала в каком-то чемпионате.
Но - замужем. Муж - тоже из Конотопа, сейчас в армии, ещё год служить. Моложе её почти на год. Детей нет. Вот и все исходные параметры. Мне она откровенно нравится. На её фоне Тамара, та с которой я живу в настоящее время как с женой, начинает блекнуть. Но я не мальчик, хорошо помню обманчивость первых впечатлений.
- Главное - не шустрить! - мудро решил я и зевнул. Сон оказался сильнее эмоций, и я заснул.
На завтрак я не пошёл - не было аппетита. Я влюбился! Днём была экскурсия в Новоафонские пещеры. Я уже бывал в них не раз, а Ира - нет. Кто бывал там, тому не надо говорить о сказочном зрелище и сильнейших впечатлениях от подсвеченных разноцветными огнями подземных залах. И это под соответствующую музыку! Даже холод - плюс 11 градусов не снижает восторга от посещения пещер. Я, как человек бывалый, взял с собой бутылку и свитер для Иры. Всё оказалось кстати. Мы часто отставали от экскурсии, скрываясь за углом, пили вино из 'горла' и целовались.
Приехали домой мы под вечер. Миша сидел в комнате и резался в карты с приятелем. Я шепнул ему на ухо, и мальчики исчезли. Ира тенью проскользнула в комнату, и я запер дверь. Нет, несмотря на юность, страстной она не была. Вела себя очень осторожно, постоянно прислушивалась, не стучат ли в дверь. В нужный момент прикрывала мне рот рукой: 'Чтобы карга не услышала!' - пояснила мне Ира, когда я недовольно замотал головой. Я проявил заботливость, и успел спросить Иру, как поступать, чтобы не навредить ей.
- Об этом не беспокойся! - поспешно ответила она.
Когда всё было кончено я, привстав, оглядел это юное худенькое совершенство с не по-русски тёмными сосками на девичьих грудях, задорным взглядом сиреневых глаз и чётко очерченным тёмно-розовыми губками ротиком. И не в силах сдержаться, рухнул опять на всё это совершенство:
Всё повторилось почти так же, как и в первый раз. Только под конец она уже не стала прикрывать мне рот рукой, а, захватив мои губы в свои, заглушила нежелательные звуки. Тут я головой уже не стал мотать, хотя задыхался, как и раньше.
К приходу Миши мы, уже остывшие и отдохнувшие, потихоньку потягивали 'Букет Абхазии'. Я проводил Иру до её двери - все два метра! - и, поцеловав, пожелал спокойной ночи. Сам я спал, как говорят, без задних ног. Но не только без них, но и без снов.
А назавтра мы с Ирой поехали в Новый Афон самостоятельно. Сойдя с автобуса, мы зашли в парк с прудом, в котором плавали белые и чёрные лебеди. Я показал Ире кафе 'Лебедь', где давным-давно мы сидели с самим поэтом Симоновым, и официант сказал нам свою великую фразу: 'Земной шар к вашим ногам!'.
Задумав ухватить лебедя за шею и извлечь его на берег, я уже подманил, было, его куском хлеба, как заметил, что к Ире подошёл рослый красивый милиционер в форме. Я испугался и побежал к ним.
- Ты - Нурбей Гулиа? - с улыбкой спросил милиционер.
- Да, а ты кто? - недоверчиво поинтересовался я.
- Меня зовут Иван или Ваня, а фамилия - как у тебя! Мы - родственники! Мы всегда смотрим твои телепередачи и гордимся тобой. Я хочу с тобой сфотографироваться на память!
Иван поманил к себе фотографа, который сидел поблизости, и дал ему 'вводную'. Фотограф стал расставлять нас поживописнее. Я представил друг другу Ивана и Иру.
- А кто тебе эта девочка? - спросил Ваня и вдруг догадался, - дочка?
- Бери повыше - жена! - с гордостью сказал я.
Ваня пустился в извинения, но я пояснил, что она несколько моложе меня, поэтому даже милиционер может ошибиться. Фотограф сделал своё дело, и Ваня пригласил нас посидеть в кафе 'Лебедь'. Мы пили 'Псоу' и закусывали фруктами, совсем как тогда, тридцать шесть лет назад с мамой, дядей Жорой и Симоновым:
Ваня рассказал, что в Гудаутском районе живет много 'гулиевцев', то есть людей с нашей фамилией.
- Хорошо бы нам всем встретиться! - высказал свою идею Ваня, - пока ты с женой здесь, кто знает, встретимся ли мы еще когда-нибудь!
Иван как в воду глядел. Молодой, здоровый начальник Ново-Афонского отделения милиции, Иван через несколько лет погибнет, сбитый на полном ходу машиной. Начнётся война с Грузией, в которой кто-то из родни и знакомых погибнет, кто-то переедет жить в Россию. А с Иваном, действительно, я больше так и не встретился.
Насчёт нашей 'фамильной' встречи Иван предложил следующее. Он берёт на себя за сегодня-завтра договориться о, как он назвал, 'съезде' гулиевцев в селе Куланурхва, близ Гудаут. Ваня рассылает 'гонцов' по всей Абхазии и вызывает гулиевцев на съезд, который должен будет состояться послезавтра - в воскресенье. Куланурхва - родовое гнездо гудаутских гулиевцев, их там больше, чем в других районах Абхазии. Кроме того, жители этого села берут на себя обязанности и хлопоты принимающей стороны.
Ваня просил нас никуда не уходить из дома отдыха в воскресенье с утра, так как за нами приедет машина и отвезёт на съезд. Он попросил назвать ему номер нашей комнаты, но я поспешил заверить его, что мы будем ждать машину на скамейке у входа.
- Не стоит въезжать на территорию дома отдыха и искать нас, особенно если машина - милицейская, а посланник - в форме! - пошутил я.
Сам же я боялся разоблачения наших псевдосупружеских отношений с Ирой.
Съезд гулиевцев
И вот в воскресенье мы с Ирой едем в Куланурхва. Машина оказалась не милицейской, а обыкновенной 'Волгой', которую вёл тоже Гулиа - другой мой дальний родственник. Через полчаса мы уже подъезжали к дому, как оказалось, отца Вани. Перед воротами на поляне уже стояли, как насчитала Ира, сорок три автомобиля. И они продолжали прибывать.
Иру мои родственники тут же определили на кухню - женщине не пристало находиться среди джигитов. На этой кухне под открытым небом уже толпились жёны и дочери гостей. Они с охотничьим интересом набросились на Иру с расспросами. Та только и прибегала ко мне: 'Где мы живём в Москве?', или 'Сколько комнат у нас в квартире?', и даже 'Есть ли у нас дети и сколько их?'. Конечно же, хитрые абхазские бабы сразу же смекнули, что Ира, по их терминологии - моя 'пляжная' жена, но виду не подавали.
Меня же предварительно посадили с самыми почётными гостями - старцами не моложе восьмидесяти лет. Был среди них и мой полный тёзка - Нурбей Гулиа, перешедший столетний рубеж. Но он смотрел на нас, как на детей, не заслуживающих интереса аксакала. Он, то и дело, топорщил седые усы, делал страшные глаза и привычно сжимал рукоятку кинжала, висящего у него на поясе.
Ещё до 'посадки' за огромный праздничный стол нам подали вина - 'изабеллу', которое готовил сам хозяин. Какой-то местный парень, видимо, молодой милиционер, помогавший хозяевам в их делах, задумал почему-то доказать, что москвич, то есть я, физически слабее местных джигитов. То он стул тяжёлый мне подаст за ножку, а я беру и долго разговариваю, держа его на весу. То гирю двухпудовую притащит, и на свой позор, предложит мне соревноваться с ним в её поднятии. То затеет армрестлинг, и, сами понимаете, чем это для него кончалось. А всё это с интересом наблюдали женщины из открытой кухни и оживлённо обсуждали.