— Ах, вот откуда ветер… — с облегчением вздохнул Климов. — Ладно. Поговорим. Первое. Да, их расстреляли. За что? А за то, что эти люди, занимая в нашем хозяйственном механизме наиответственнейшие должности, с косвенным умыслом, своей безмозглостью и расхлябанностью вредили нашему делу, мешали нам. До чего дошло? Крестьяне из Калуги собрали хлеб — заметьте, сами не сытые, мягко говоря, а у них этот хлеб не только не приняли, но и сгноили! И тем обрекли на смерть еще тысячу человек! Нет уж: которые надругаются над крестьянством — им суд на месте и расстрел безоговорочно! Потому что пособник — страшнее врага!
— Значит, террор?
— Значит, так. Вопреки лицемерам и фразерам. Идет неслыханный кризис, обостряется классовая борьба, распадаются старые связи, и в этих условиях выбора у нас нет: либо мы терроризируем свергнутый класс, либо он нас. А по поводу того, что эти трое формально состояли в РКП(б), — слез не проливайте. Они как раз и есть та коммунистическая и профсоюзовская сволочь, о которой Ленин сказал, что ее нужно вешать на вонючих веревках беспощадно! Предварительно вычистив из партии — тысяч сто или двести, а еще лучше — триста?
— Не слишком ли?
— Нет. Не слишком. Я вам товарища Ленина цитирую. Разумеется, полностью эти его мысли разделяя. Хотите еще одну цитату? Точную, до запятой? «…к правительственной партии неминуемо стремятся примазаться карьеристы и проходимцы, которые заслуживают только того, чтобы их расстреливать». Это «Детская болезнь „левизны“ в коммунизме», Танечка… А глава называется «Следует ли революционерам работать в реакционных профсоюзах?». Поехали, а то бензин нынче в остром дефиците, и мотор у нас работает зазря.
— По-вашему — Ленин за расстрелы?
— В нормальной человеческой жизни расстрелов не будет. А сейчас… Задумайся мы хоть на мгновение — они зальют Россию кровью. Эх, Танечка… В белых перчатках светлое будущее не выстроишь. Тут не слезой ребенка пахнет — морем слез. Да разве есть другой путь? Скажите, если знаете…
Спустились к машине, сели, Климов долго молчал, вглядываясь во что-то неведомое за стеклом, потом произнес охрипшим голосом:
— Вы не замужем. И не были. Почему?
— Считаете, что возраст у меня уже критический? — улыбнулась Таня.
— Что вы… — Климов покраснел и отодвинулся. — Нет… Вы ответьте, и я тогда тоже… Объясню. — Он покраснел еще больше.
— Жених мой на фронте, я его жду. Если жив — придет.
— Любите его?
— Расставались — любила.
— А он… вас?
— И он меня.
— Что ж… — смущенно отвел глаза Климов. — Оно, конечно, так… Вы не думайте… Я понимаю — жених. Вот что, Таня. С работой сейчас трудно. Так вы не стесняйтесь, если что… Я помогу. Такую помощь я рассматриваю как свой партийный долг. Он большевик?
— Да.
— Ну вот! — почему-то обрадовался Климов. — Я рад… — Он взял ее за руку. — Таня… Я давно хотел вам сказать… — Климов расстегнул пальто, провел платком по взмокшей шее и повторил: — Я давно хотел вам сказать… Понимаете, я ужасно полюбил вас…
— Бог с вами, Андрей Петрович! — не то испугалась, не то удивилась Таня. — Зачем это…
— Нет, нет, — заторопился Климов. — Вы не поняли… Я далек от мысли предложить вам дореволюционный роман столоначальника с горничной… Простите, я не в том смысле, что горничная — вы…
— Но уж столоначальник — это точно вы, — улыбнулась Таня. — Не будем об этом.
— Позвольте, я договорю… Я не тороплю вас. Ничего не требую. Но прошу: присмотритесь ко мне. Не отталкивайте… Я такую, как вы, всю жизнь ждал…
— Андрей Петрович… — Таня взяла его за руку, — вот вы давеча говорили… Давайте составим обобщение по делам нашего трибунала, внесем предложения…
— Что? — Климов посмотрел на нее ошалело, потом обиженно хмыкнул и вымученно улыбнулся. — Однако… Я даже не сразу понял, о чем вы… Такой переход… — Он помолчал, снова вытер шею и добавил: — Хорошо, Таня, я подумаю. Мы приехали, вам надо выходить.
— Спасибо, Андрей Петрович, — Таня остановилась на обочине, — вы хороший человек и не торопите меня, ладно? — Она скрылась в парадном, тяжелая дверь захлопнулась с оглушающий звоном.
— Как бы их не придавило… — заметил шофер. — Каждый раз хлопает, и у меня душа замирает! Оне девушки хрупкие…
— Подслушиваешь? — с упреком осведомился Климов. — Нехорошо…
— Что же мне, уши ватой затыкать, что ли? — обиделся шофер. — У вас голос начальнический, иерихонский, я поневоле все слышу! Хорошие девушки, дай вам Бог удачи, Андрей Петрович, вы мужчины видные, красивые, с положением, а что еще нужно женщине в наши революционные дата?