— И я с вами не буду знать, — опустил голову Петр. — Вы меня теперь не должны бросать.
— Это почему же? — заинтересовался начмил.
— А я им… — повел головой мальчик в сторону Шаврова, — помог в трудную минуту. Револьвер дал. Мы с ним, дядя, ровно боевые товарищи теперь…
— Хитер… — покачал головой начмил. — Ишь, как поворачивает… А откуда у тебя револьвер?
— Нашел… — сказал Петр и повернулся к Шаврову: — Чего решим, дядя?
Шавров растерялся. Усыновить его, что ли? Глупость какая…
Начмил осмотрел наган:
— Нашел, говоришь… А это правда?
Петр промолчал, и Шавров решил расспросить его при случае и об этом револьвере, и о прошлой жизни вообще. Начмил между тем уже протягивал разрешение на право ношения и хранения личного оружия:
— Сомнений в твоей личности нет, владей на страх врагам революции!
…Шавров нащупал в кармане шершавую рукоятку, и сразу же впился в мозг безжалостный перестук колес:
«По врагам революции…»
— Москва, дядя… — толкнул его Петр.
— Москва, Москва! — выкрикивал замызганный проводник, вихрем проносясь по проходу. — Прибываем на Казанский вокзал!
За окном уже плыл грязный перрон, а на нем носильщики в белых фартуках и деловитые милиционеры.
Столица для Шаврова была внове… Первый раз он побывал здесь в канун 1910 года, родители взяли его с собой на балет Чайковского «Спящая красавица». Балет не понравился. Полуголые балерины, условный мир сцены, сытая публика и старички в камергерских мундирах, которые держали пари, у кого из балерин быстрее лопнет пачка. «Они скучали и не жили и мяли белые цветы…» — процитировав Шавров. «Ты просто нигилист», — раздраженно заметил отец, а мать, пытаясь примирить их, сказала: «Если бы здесь танцевала Павлова или Кшесинская — на худой конец… В Первопрестольной все второй сорт, и Сережа это почувствовал». Потом Шавров приехал в Москву уже в 19-м. Его полк отправлялся на Южный фронт. В третий раз — неделю назад. В общем, города он совсем не знал и поэтому решил не задерживаться. Отыскать Таню, выяснить отношения и сразу же отвезти мальчика к матери, в родной городок.
— Не отходи! — распорядился Шавров. — Москва хоть и деревня, но слишком большая. Если потеряешься — то навсегда!
Позже, вспоминая эту свою фразу, Шавров с болью и удивлением думал о том, что человеческое предвидение — это всего лишь запоздалое сожаление. Если бы знать, если бы вовремя понять!
— Дядя… — вдруг сказал Петр. — Помните резную дощечку? С плота?
— Помню, — удивился Шавров. — Ну и что?
— Я вам расскажу… — пообещал Петр. — Потом.
— Ладно… — Шавров не придал значения словам мальчика. Мысли были заняты предстоящим свиданием с Таней.
— Я ее с собой взял, — Петр похлопал рукой по мешку. — Тут такое дело, дядя…
И снова отмахнулся Шавров. Ему было не до Петра теперь.
— Ладно, — раздраженно сказал он. — Сядем снова в поезд, тогда расскажешь.
Вышли на привокзальную площадь. Два дворника волокли пьяного интеллигента в крахмальной рубашке с галстуком-бабочкой, рядом шла плачущая женщина со скрипичным футляром в руках. «Додик, — рыдала она. — Что ты наделал?» У лотка били беспризорника, тот давился, пытаясь проглотить украденный пирожок. Какой-то типичного вида охотнорядец душил его, приговаривая: «А вот ты у меня сейчас все сблюешь, гаденыш!» Посреди площади маршировала колонна всевобуча и пела красиво и слаженно:
Через вокзальный фронтон тянулось алое полотнище — «Ты не имеешь права быть сытым, когда в Поволжье умирают дети!». Под ним еще одно — «Железной рукой загоним человечество к счастью!».
— Дядя, — спросил Петр, показывая на трамвайную дугу, с которой сыпались ослепительно-белые искры, — а она может убить?
— Не будешь хвататься руками — не убьет.
— Да я не дотянусь, — резонно возразил Петр.
Таня жила на Пресне, и нужно было узнать, как туда добраться. Подошли к милиционеру, и тот сочувственно объяснил, что в Москве всюду криво и далеко и поэтому, если есть деньги — проще всего взять извозчика.
— А на трамвае? — поинтересовался Шавров.
Милиционер безнадежно махнул рукой:
— К вечеру доедешь. — И пояснил: — Пересадок много. Заблудишься.
Встали в очередь на извозчика, она была длинная, но двигалась быстро, и Шавров рассчитал, что минут через десять можно будет отправиться.
— Дядя… — дернул его за руку Петр. — Вон, в дурацкой шапке следит за нами…