— О, это, должно быть, люди в летах. Молодости здесь всё созвучно.
— Наш танец кончился, герцог.
— Неужели? Так быстро? Бог мой, вы разрешите пригласить вас на следующий, принцесса. С вами так интересно говорить.
— Вы хотите сделать мне комплимент, ваше высочество. Мы с вами ни о чём серьёзном не толковали.
— И слава Богу. Зато всё, что говорилось, было чрезвычайно занимательно. Для меня, во всяком случае. Так мы продолжим наш танец, принцесса?
— Если государь не будет возражать.
— О, вы такая послушная дочь?
— Право, не поручусь, что слишком послушная. Но государь лучше меня знает придворный протокол. И я не хотела бы иметь от него выговора.
— Вы разрешите мне самому испросить разрешение у императора?
— Прошу вас.
— Но вы сами согласны ли, принцесса?
— Зачем вы спрашиваете? Я уже ответила.
— Отлично. Ваше императорское величество, не разрешите ли вы мне повторить несказанное удовольствие танца с принцессой Анной?
— Вон как дело-то пошло, Гаврила Иванович. Нет, герцог, я не буду возражать против второго танца. Веселитесь с Богом.
— Принцесса, я счастлив и позвольте вашу руку.
— Охотно, герцог.
— Вы говорили, принцесса, что равнодушны к танцам, но вы превосходно танцуете.
— Благодарю вас за комплимент. Просто мне кажется, что особа царской фамилии всё должна делать достойным образом. Ведь далеко не всегда мы вправе потакать своим истинным желаниям, не правда ли?
— К тому же вы мудры, принцесса. Какое великолепное сочетание с внешностью первой красавицы.
— Вы преувеличиваете, герцог. К тому же вы ещё не успели меня толком рассмотреть. В таком табачном дыму, при свечах...
— Я должен сделать признание. Я видел ваш портрет уже раньше, и он произвёл на меня неизгладимое впечатление. Его показал мне граф Бассевич, мой добрый гений.
— Ах, граф не захотел терять времени...
Всем полегчало: отправился государь батюшка в поход к Каспию. Скучно без него, да не всем. Иным невмоготу совсем приходилось. Молебны благодарственные служили, что уехал, счастливого пути да нескорого возвращения желали.
Мая пятнадцатого из Москвы в путь пустился — на Нижний Новгород, Казань, Астрахань. Лизанька радости не скрывает. Всё боялась: а ну как государь батюшка с собой в поход возьмёт. Не взял. И разговору такого не было. Достаточно, что государыня матушка при нём безотлучно. Как на часах: а вдруг синь-порохом вспыхнет, а вдруг, не приведи, не дай, Господи, в припадке забьётся. Посещать его падучая всё чаще стала. Доктора руками разводят: беречься, ваше величество, надобно. Какое беречься — при его-то нраве!
Лизанька целыми днями от старшей сестрицы не отходит. Каждой мелочью делится. Без праздников да танцев скучает. Разговоры все — про амуры. Вот и опять:
— Аньхен, неужто нам и жить только по государевому выбору? А сами-то мы как же?
— Что сами, Лизанька! Порядок такой и не только у царственных особ положен. Нигде невесты царственные себе женихов не выбирают.
— А сердцу нетто прикажешь! Ты ему одно, оно тебе другое. И во дворце также.
— О чём ты, Лизьхен?
— Да отложи ты свою книжку учёную. Господь с ней, Аньхен! Часто ли вот так — с глазу на глаз говорить нам с тобой приходится. Хотя Маврушка Шепелева да есть кто-нибудь между нами. А тут благодать, чистая благодать. Все, кто мог, за царским поездом умчались. Днями по дворцам ходи, голоса человеческого не услышишь.
— Посекретничать хочешь, Лизанька?
— Ещё как хочу! Вот говоришь, сестрица, стремления сердечного во дворце, у членов семейства царского быть не может, а царевна Марья Алексеевна как же?
— Ты что — про преосвященного Федоса, что ли? Не надо, Лизанька! Бог с ними.
— Про какого Федоса? Он мне и на ум не пришёл. Ты слыхала, князь Иван Михайлыч Мещёрский помер?
— Слыхала.
— А кому всё состояние завещал?
— Родственникам поди аль в монастырь вложить велел?
— Родственникам! То-то и оно, что всё до последнего грошика отказал царевне Марье Алексеевне.
— И тётушка царевна...
— Взяла, взяла, не беспокойся. Такое богатство да не взять.
— Господи, а с чего бы?
— Вот и решай загадки сама, сестрица.
— Погоди, погоди, Лизанька, ведь всё ещё с комнатной боярышни Марьи Васильевны Мещёрской началось. Она при государыне правительнице Софье Алексеевне в любимицах ходила. А там и любимицей царицы Евдокии Фёдоровны Лопухиной стала.