– Если повезет, скоро ты увидишь все это вживую. Скажи-ка мне, откуда родом твои предки? Канзас, Средний Запад? Ты смахиваешь на техасца…
– Новая Англия! – брякнул, не подумав, Уэйн. – Джеймстаун. Мой дед заведовал там скобяной лавкой.
– Джеймстаун? – переспросил Штайнер, глубокомысленно кивая и сдерживая улыбку. Он показал Уэйну на дверь, а затем добавил: – Значит, как раз вернешься к корням. Может, даже сумеешь восстановить страну. Станешь президентом. Из безбилетников в президенты, чего только не бывает. – Капитан задумчиво посмотрел на Уэйна, и тот навсегда запомнил выражение любопытства на его серьезном, проницательном лице. – Только подумай, Уэйн – сорок пятый президент Соединенных Штатов…
Глава 2
Курс на столкновение
Почему он соврал Штайнеру?
Уэйн отвел взгляд от золотого берега и глянул на капитана, стоявшего на мостике рядом с рулевым. Штайнер смотрел в бинокль на спокойные воды канала, а Уэйн раздраженно стучал пальцами правой руки по перилам. Надо было сказать всю правду, и капитан обязательно посочувствовал бы Уэйну, ведь он и сам своего рода изгой – бороздящий морские просторы еврей, отвернувшийся от собственного народа. Почему Уэйн не выпалил все как есть: я понятия не имею, откуда я родом, я не знал ни своего отца, ни других предков, кроме матери, которая умерла пять лет назад, а до этого половину жизни состояла на учете у психиатра и с горем пополам умудрялась работать секретарем в Американском университете в Дублине. Все, что она мне оставила – это годы бессвязных фантазий и пробел в графе «отец» в свидетельстве о рождении. Скажите же мне, капитан, кто я такой…
Штайнер приказал машинному отделению поддать пара, и корабль пошел навстречу манящему берегу, будто это царство грез притягивало его магнитом. Вспоминая слова капитана о «сорок пятом президенте», Уэйн снова подумал о матери. За последние годы, проведенные в психушке, в ее болтовне часто проскальзывали упоминания о настоящем отце Уэйна, которым, по ее рассказам, был то Генри Форд V, то Браун, последний американский президент в изгнании (ярый в своей религиозности девяностолетний старик, скончавшийся в буддийском монастыре в Осаке за шестьдесят лет до рождения Уэйна), то позабытый фолк-певец Боб Дилан, чью пластинку мать бесконечно ставила на своем граммофоне с ручным приводом.
Но однажды, в краткий момент просветления после передозировки барбитуратов, мать внимательно посмотрела на Уэйна и сказала, что его отец – доктор Уильям Флеминг, профессор компьютерных наук из Американского университета, пропавший без вести двадцать лет назад во время злополучной экспедиции в Соединенные Штаты.
Сперва Уэйн решил, что это странное признание – очередной бред, однако покопавшись в маминых вещах после ее смерти – сплошь дешевая бижутерия, газетные вырезки и пузырьки с лекарствами, хоть антикварный магазин открывай, – он наткнулся на стопку перевязанных ленточкой открыток от доктора Флеминга, отправленных, судя по почтовому штемпелю, из «Саутгемптона, Англия», откуда и стартовала экспедиция. Уэйн был заинтригован короткими, но при этом глубоко личными посланиями, а также неоднократным упоминанием о желании доктора вернуться к «важному дню». Он явно был готов заботиться о своей юной беременной секретарше.
Получается, одержимость Уэйна Америкой, которую его неизвестные предки покинули веком ранее, и решительное желание побывать на опустевшем континенте выросло лишь из попыток найти родного отца? Или, наоборот, поиски отца стали предлогом для дальнего путешествия, придав ему романтического налета?
Да и какая теперь разница? Уэйн выбросил все эти размышления из головы и стал вглядываться в приближающийся силуэт Манхэттена. Как и незнакомые ему предки за века до этого момента, Уэйн прибыл в Америку в надежде забыть прошлое и навсегда отречься от обессилевшей Европы. За все время своего пребывания на борту «Аполлона» он только сейчас почувствовал, что остальные пассажиры, мужественно преодолевшие такой долгий путь, стали ему как родные.
По обе стороны от Уэйна люди прижимались к перилам, несмотря на брызги, летящие от ржавого носа корабля. И члены экипажа, и ученые в составе экспедиции – все толпились на палубе. В тот момент даже доктор Пол Риччи, щеголеватый и себялюбивый физик-ядерщик, не раздражал Уэйна, хотя вообще-то он его недолюбливал – за время плавания Риччи не раз прокрадывался в канцелярию, где Уэйн изучал старинные карты Манхэттена и Вашингтона, и с ухмылкой заявлял, что Соединенные Штаты – отныне его территория. Сейчас доктор стоял рядом с профессором Саммерс и вслух называл ей достопримечательности.