Вот так я схлопотал свой первый выговор «по партийной линии». Подобными впоследствии, за долгие годы работы в газете, был я обвешан, как собака репьями – партия была строга со своими оступившимися попутчиками. Но был, кстати, и один, можно сказать, правительственный выговор, которым не могу не «похвастать».
В правительственный аэропорт «Ташкент-2» я отправился брать интервью у премьер-министра Японии. Что-то там произошло со сдвижкой во времени, премьер торопился, на вопросы отвечать не захотел, я убеждал, что представляю самую крупную на всем советском Востоке газету и посему отказывать в интервью мне, то бишь этой газете, никак невозможно. В итоге высокий гость предложил альтернативу: он разрешает мне ехать с ним в одной машине, по дороге я задаю свои вопросы. Поняв, что мне предоставляют единственный шанс, я, как мне показалось, очень ловко юркнул в раскрытую дверцу правительственного лимузина. Когда вернулся в редакцию, меня уже поджидал шеф с «радостным» известием об очередном взыскании. На сей раз выговор был вынесен за грубейшее нарушении японского этикета – я не имел права, садясь в машину, поворачиваться к главе правительства Страны восходящего солнца спиной, а уж, тем более, невольно согнувшись, демонстрировать ему то место, где спина свое благородное название теряет.
БЕНДЕР СОБСТВЕННОЙ ПЕРСОНОЙ
Ленинградский Большой драматический театр (БДТ) гастролировал в Ташкенте больше месяца. Билеты на все спектакли раскупили заранее, на людей, подходящих к театральному подъезду с заветными билетиками, смотрели как на небожителей. В нашей редакции была создана специальная группа по освещению в газете спектаклей. Мне поручили написать рецензию на спектакль «Энергичные люди», где в главной роли был занят блистательный Евгений Лебедев, народный артист СССР. Спектакль обличал жуликов, стяжателей и иного рода проходимцев, высвечивал, как тогда принято было говорить, социально острые проблемы, обнажал изъяны тех, кто не желал жить в строгом соответствии с моральным кодексом строителя коммунизма. Впрочем, забегая вперед, скажу, что все мудреные и холодные как камни слова я узнал только тогда, когда меня за подготовленную рецензию чехвостили на редакционной летучке.
Мне, как журналисту, была выдана контрамарка, сидел я в проходе на каком-то приставном колченогом стульчике, но счастлив и этому был безмерно. Блистательная игра актеров, особенно Евгения Лебедева, исполнявшего главную роль, захватила меня настолько, что свой репортерский блокнот я даже из кармана достать забыл. Короче, спектакль закончился, а в блокноте у меня не было ни единой записи. Вот тогда-то мне и пришла в голову мысль составить рецензию на спектакль из общественного мнения тех зрителей, которые его посмотрели. Так впоследствии рецензию и озаглавил: «Общественное мнение».
Я устремился в театральное фойе, открыл наконец блокнот и стал приставать к зрителям, хлынувшим из зала, с вопросами. Надо сказать, что отвечали мне охотно и обстоятельно – спектакль, судя по реакции, понравился всем. Ничего предосудительного в таком необычном подходе к заданию не обнаружив, мой тогдашний заведующий отделом подмахнул рукопись и материал, как говорится, пошел в набор. Но на ближайшей редакционной летучке, слово взял завотделом партийной жизни, один из старейшин нашей редакции, и скрипучим голосом возвестил о том, что у нас-де произошло ЧП – на страницах крупнейшей в республике газеты, являющей собой рупор Центрального комитета партии, появился материал авторитет той самой газеты дискредитирующий. Дальше я как раз и услышал слова о моральном кодексе строителя коммунизма, ну и все иные термины, которые в моей рецензии как раз-таки и отсутствовали. В результате я получил «выговор без занесения», от театра, а вернее написания рецензий меня тут же отлучили, а вот контрамарку в бреду праведного гнева изъять забыли. И тогда я решил, что раз из меня не вышел театральный критик, вернусь-ка я к привычному своему репортерскому ремеслу и займусь интервью. Свой выбор я остановил на Сергее Юрском, в которого просто влюблен был после экранизации «Золотого теленка», полагая, что лучшего Остапа Бендера на экране не было, нет, и не будет. Я отправился на спектакль, в котором был занят Юрский, после окончания зашел за кулисы и договорился с актером о встрече на следующий день. Мы встретились в гостинице, у Юрского был выходной, он никуда не торопился, во времени меня не ограничивал, а напротив, сам задавал много вопросов, интересовался жизнью в Узбекистане. В конце разговора я осмелел и сказал, что хотел бы пригласить актера к себе домой на плов. Юрский долго и пристально на меня смотрел, выдерживая, видимо, классическую театральную паузу, потом с расстановкой произнес: «Если только на плов, то – согласен».