Едва выйдя на привокзальную площадь, Косыгин приехал в Ташкент поездом, предсовмина недовольно сморщился: «В стране люди месяцами мяса не видят, а у вас тут повсюду шашлыки дымят». На следующий день Алексей Николаевич должен был ехать в духовное управление мусульман Средней Азии. Литенецкий, в ту пору начальник ГАИ города, лично проехал по всем окрестным улицам, следя, чтобы ни один мангал не дымил, а запаха мяса и в помине не было.
С муфтием Косыгин беседовал довольно долго, потом направился в резиденцию. Его путь к основной магистрали пролегал в старом городе через узкую улочку с односторонним движением. Начальник ГАИ дважды поехал улицу взад и вперед, освободив ее от всех машин и, наглухо перекрыв какое-либо движение. Заняв пост у выезда на шоссе, Литенцкий дал зеленый свет правительственному кортежу. По пути Косыгин обратил свое внимание на глинобитные дома с непонятными ему надстройками. Сопровождающий объяснил, что это традиционное узбекское жилище, а надстройка сверху называется – балхона.
– Любопытно, – произнес глава правительства. – Остановитесь, мне интересно посмотреть.
Повиновались. Кто-то из сопровождающих заскочил во дворик, на который указал Косыгин, и с облегчением вздохнул. Двор был идеально выметен, видимо, только что его полили водой. Хозяин, когда его предупредили о нежданном визите, с робостью, но радушно встретил высокого гостя. Тот стал задавать вопросы хозяину дома. Выяснилось, что живет здесь водитель автобуса, работавший в этот день в вечернюю смену и потому оказавшийся дома. Косыгин совсем уж было собрался уходить, когда хозяин обратился к нему:
– Товарищ Косыгин, сегодня четверг, а по четвергам у узбеков принято плов готовить. Я как раз несколько минут казан открыл с готовым пловом. Если вы хоть ложку отведаете, мои правнуки тоже об этом вспоминать будут. То ли слова хозяина дома показались Косыгину подкупающе искренними, то ли плов любопытно было попробовать, но Алексей Николаевич согласился. Он присел к столу в тени виноградной беседки, несколько ложек плова отведал, похвалил кулинарное искусство хозяина и, попрощавшись, уехал.
– Все то время, что он дом осматривал и плов ел, – я места себе не находил, – рассказывал мне потом Михаил Родионович. – Поначалу я просто недоумевал, куда машины делись, им же до меня не больше пяти минут по пустой улице ехать было. Потом мне по рации передали, что Косыгин зашел какой-то дом осматривать. Но наконец показались машины и дальше мы уже от маршрута не отклонялись. Но это были пока еще цветочки, ягодками меня на следующий день накормили до отвала. Приехав в резиденцию, Косыгин отдохнул, после отдыха выпил стакан молока, а потом до самого вечера врачи лечили его от расстройства желудка. Видно, плов по всем правилам был приготовлен – на курдючном жире, вот и пошла реакция на молоко, тебе более, что к такой пище Косыгин явно был непривычен.
– Что-то я не пойму, вы-то здесь, Михаил Родинович, при чем?
– Вот то-то и оно. Стало высокое начальство искать, кого же наказать за то, что у высокого гостя желудок болел, ну и нашли крайнего. Меня, начальника ГАИ. Отстранили от занимаемой должности, как не обеспечившего беспрепятственного прохождения правительственного кортежа. Теперь вот сюда сослали, мусорками командовать…
– Какая нелепая история, хотя и интересная – прокомментировал я.
– Э, брат, да ты при своей работе еще не такого наслушаешься, да и сам увидишь, – напророчил Михаил Родионович.
«ДЕЗЕРТИРОМ ПРОШУ НЕ СЧИТАТЬ»
Есть в отрогах Памиро-алая дивное место под названием Шахимардан. Местные называют его ферганской Швейцарией и, в данном случае, отнюдь не преувеличивают. Здесь даже в знойный летний день прохладно, горный воздух прозрачен так же, как прозрачны ручьи. К подножью одной из гор Шахимардана прислонился маленький кишлак, названия которого, право, теперь и не вспомню. А вот историю, произошедшую. В кишлаке, помню отчетливо, до мельчайших деталей, хотя и минуло с той поры ровно двадцать лет.
Впервые я попал в этот кишлак случайно. Ехали с друзьями в Шахимардан, проезжали мимо и приятель мой остановил машину.
– Привал, – провозгласил он и уточнил. – Вернее, обед.
Никакого обеда мы по пути не планировали и от того недовольно заворчали. Но приятель был непреклонен, к тому же объяснил нам доходчиво, что ехать дальше – себя не любить: