Девушка улыбнулась собственным мыслям. И было даже не важно, как он её обзывает, как оскорбляет и как пытается унизить. Он и сам не знал, в какой опасности находится. В какую ловушку он сознательно себя толкал.
Всю свою жизнь.
Один шаг и прощай наш чистокровный Принц.
Нет, ей точно пора к врачу.
Гермиона улыбнулась шире, и взгляд Малфоя невольно зацепился за эту эмоцию. Ему хотелось стереть рукой эту самодовольную ухмылку, чтобы раскрасневшееся лицо снова стало воинственным и, как секунду назад — униженным. Он уже успел заметить, что чем ближе он подходил, тем сильнее она краснела, и никак не мог себя сдержать.
Ему не нравилось, что она так долго молчит и так долго смотрит в его лицо. Он перестал контролировать ситуацию и начинал раздражаться, снова начинал трястись от звериной ярости, которую рядом с ней было все труднее сдерживать.
Грейнджер вдруг сделала шаг вперед, не отрывая своего внимательного взгляда. Драко попятился назад от такой напористости и немного растерялся.
— Боишься, Малфой? — шепчет она и закусывает губу.
Это точно была не Грейнджер. Кто угодно, но не тихая учёная мышь из гриффиндора, которая всегда слишком бурно отвечала на издёвки. Драко почувствовал странную пустоту в глотке, которая еще с минуту назад заливалась ядом. Судорожно сглотнул и сделал еще один шаг назад.
Что?
— С какого хера мне бояться? — шепот в ответ и Драко замирает, словно загнанная дичь.
Он хотел сказать это гораздо громче, чтобы связки звенели в горле. Чтобы руки вскинулись и толкнули её на мёртвый камень туда же, где валялись бесхозные книги. Хотел добавить какое-нибудь одно из самых унизительных оскорблений, но предательская засохшая глотка подвела его и, он только замер, изучая знакомое лицо, которое вдруг стало чужим.
И что в голове у этой сумасшедшей, она же не думает, что он… что он… позволит. Она просто не сможет. И куда подевалась та безумная тварь в груди, когда она так нужна?
Это шутка или какое-то издевательство?
Где ты, химера?
Где ты, нахрен?!
Все происходило слишком быстро. Невообразимо, блять, быстро. Неделю назад он скрежетал зубами от одного её вида, а сейчас пятится, как какой-то паршивый трус. Куда подевалось её испуганное выражение лица? Или яростное, или высокомерное, или безразличное, да какое угодно, но только не это!
Он же все решил. Послал к Салазару Забини на пару с Грейнджер и его сраный долг. Просто послал его на хуй, громко и прилюдно, от чего у старосты на пару секунд отвисла челюсть. Пускай он хоть три раза ему проиграет в эти дурацкие карты, никто не имеет права заставлять его что-то делать.
Особенно с львиной дурой. Никаких шуток. Никаких шуток нахрен, только не с ним.
Посмеялись и пошли вон по своим углам.
Заучка окинула его почти ласковым взглядом и медленно поддалась вперед, а он, уже в который раз, отступил и был готов поклясться, что успел почувствовать её легкое, почти невесомое дыхание на своей щеке, прежде чем…
— Гермиона! — визжит младшая Уизли где-то за углом.
Очень отрезвляюще. Даже слишком. Жаль, что под рукой нет лишнего бладжера.
— Смотри куда идёшь, Малфой, Хогвартс — не твоё фамильное поместье, — тут же огрызается гриффиндорка и бросается собирать книги по полу. Она улыбалась, до боли закусывая щёку.
Он не заметил.
Что, мать твою, это было?
— Разуй, блять, глаза, Грейнджер, — бросает Драко, толкает девчонку плечом и уносится аккурат в тот момент, когда в коридоре появляется Джинни.
Грёбаный дурдом.
========== 4 ==========
Малфой полулежал на кровати в своей чёрной пижаме, прислонившись спиной к жёсткой спинке. На противоположной стороне спальни лицом в подушку сопел Тео, свесив длинную руку с края постели до самого пола. Одеяло наполовину сползло с худощавой спины, позволяя теням от свечей плясать на его бледной коже. Хмурое небо за окном затянулось тяжелыми тучами, не пропуская ни звёзд, ни лунного света. Пушистыми комьями снег врезался в располосованное ровными квадратами стекло и слипался на внешнем подоконнике небольшим сугробом. В гостиной слышалась негромкая беседа старшекурсников: предвкушали завтрашний поход в Хогсмид.
В приглушенном свете Драко развернул вчерашний «Пророк», заголовок которого большими буквами гласил:
Министр Магии и Рожественский Бал в Хогвартсе: Кингсли Бруствер лично посетит главное событие года.
Под заголовком шрифтом в три раза меньше было добавлено:
Компанию мистеру Кингсли составит глава Мракоборческого отдела Гавейн Робартс. Любимый студент Школы Чародейства и Волшебства — Гарри Поттер имеет все шансы получить место в Министерстве ещё до окончания Хогвартса.
Малфой фыркнул. Любимый студент Поттер — дайте мне тазик чтобы сблевать. Мало того, что газеты трубили о нём все лето, так еще и зимний бал сцепить умудрились с дебильной фамилией на первой полосе. Что за новая манера у печатных изданий возводить шрамоголового в какое-то грёбаное божество? Как долго они еще собираются кланяться ему в ноги и петь дифирамбы, превращая все магическое сообщество в какого-то бездомного алкаша перед вожделенной бутылкой? Поставили бы своему любимцу очкастый памятник прямо в Министерстве и дело с концом. Будто в мире больше не осталось ни одной сплетни, и они жуют и жуют день за днем одно и то же: Поттер то, Поттер это, Поттер смотрел на мётлы в магазине, Поттер дышал на пирожные в пекарне, Поттер купил шарф и — о, чудо! — надел его на шею. Что за тупое нанизывание строчек на бумагу?
Им никогда не надоест.
Видимо, это у них в крови — пресмыкаться и служить. Рождённый ползать — летать не может, или как там говорится…
Драко мысленно усмехнулся, он, конечно не ползал, но уже давно и не летал. Застрял где-то на середине пути с небес на землю, обессиленно хватаясь руками за воздух.
По собственной же тупости.
Он не уставал спрашивать себя, на чем держится его сомнительный авторитет в этом магическом заведении? Уж точно не на отце — заключённом Азкабана. Он и сам мог стать соседом по камере дражайшему родственнику, но Визенгамот порешал, что младший Малфой вошел в ряды Пожирателей Смерти под давлением звезданутого папаши. А сговор между Дамблдором и Снейпом, подлинность которого на суде подтвердил сам Поттер, только в очередной раз доказал, что Принц подземелий являлся не более чем пешкой в чужой игре. Думал, что был ферзём, а оказался самой мелкой фигурой на доске магической войны.
Сегодня ты на чёрной клетке, завтра на белой, а послезавтра тебя уже съели. Разве можно так отчаянно заблуждаться в себе?
Он делал это постоянно. С завидной регулярностью.
Драко точно не мог сказать, что заставляет студентов Хогвартса опускать свои презренные лица при виде его величества: небезызвестное тёмное прошлое, благородное происхождение, тупая привычка или же страх. Страх за себя любимых, ибо как поговаривали в обществе — бывших Пожирателей не бывает, и это доказал не раз его ближайший родственник. Спасибо папочке за такое шикарное «наследие». По большому счёту, слизеринцу было наплевать, что о нём думают, впрочем, как и всегда. Несколько особенно самоуверенных сокурсников слегка подрасслабились в его присутствии, да он и сам старался почем зря не катить бочку, но в остальном все осталось как прежде.
Почти как раньше. Только невидимая Чёрная Метка, стертая с руки еженощными стараниями МакГонагалл, иногда жгла кожу, напоминая, кем он был на самом деле в глазах людей.
Предателем.
И даже их страх, каким бы всеобъемлющим он ни был, не уменьшал данного факта. Даже ноборот. Как бы к нему на самом деле не относились люди, от такого клейма уже не избавишься. Если один раз отмечен, считай, что на всю жизнь, как племенная кобыла. И хотя он в тысячный раз убеждал себя, что ничего и никому не должен, предательские мысли так и норовили заползти в его сознание скользкими червями, разрезая бороздами кипящие мозги. Он и сам толком не знал, хочет ли быть кем-то другим в головах этих скудоумных посредственностей. У них уже есть кумир, так пусть будет и анти-идол. Кто-то же должен.