— Я, кажется, предупреждала тебя по поводу отбоя.
— Гермиона…
— Ты совсем не заботишься о собственном факультете, Рональд, — ледяным тоном её голоса впору было охлаждать мороженное.
— Да что ты заладила одно и тоже, давай поговорим, — неожиданная резкость рыжего отколола приличный кусок от айсберга самообладания. — Сколько можно от меня бегать? Я стою здесь уже два часа, чтобы поймать тебя, ты же целыми днями где-то пропадаешь, избегаешь Джинни, Гарри, общаешься только с МакГонагалл да со своими книгами. Или тебе наплевать? Ты вообще слышишь меня?
Если бы глаза Гермионы могли налиться кровью, густая жидкость бы уже застлала ей глаза алой пеленой. Ей точно не показалось, или этот «мистер Игнор» только что предъявил ей целый список неоправданных претензий?
— Я не глухая, Рон, — прошипела она, сделав попытку юркнуть к портрету, но Уизли реакцией ловца загородил проход своей спиной. — Я очень занята, у меня нет времени на выяснение отношений. И если мне не изменяет память, из нас двоих именно ты перестал со мной разговаривать, поэтому будь добр, дай мне пройти, мне завтра рано вставать, в отличие от некоторых.
— Да потому что с тобой невозможно разговаривать, Гермиона! — внезапно вспылил Рон, размахивая руками и оглушая её своей напористостью. — Ты либо утыкаешься в книги, либо отвечаешь так, что никто из присутствующих и слова не понимает. Да, я отдалился, потому что не мог больше выносить твой вечно недовольный вид. Ты думаешь, только тебе тяжело? Мы вместе всё это пережили, мы вместе потеряли друзей и родных, но ты ведёшь себя так, будто тебе этого мало, и ты хочешь избавиться и от тех, кто ещё остался с тобой. Мы расстались, я понимаю, ты злишься, но за что ты так с Гарри и Джинни?
Гермиона подавилась воздухом от всех этих заявлений, игнорируя настойчивое щипание в носу. Рон редко высказывал свои мысли прямо в лоб и, должно быть, он уже давно носил всё это в себе, раз его терпению пришёл конец. У неё не нашлось ни одной колкой фразы, чтобы послать его и гордо удалиться, вместо этого она только задумчиво пялилась куда-то поверх его головы, медленно впуская в свою голову мысль о том, что он может быть прав.
— Ты видела нас с Падмой, и я не стану лгать, мы встречаемся, — продолжал Уизли, понизив голос. — Но, прошу тебя, давай хотя бы попробуем вернуться к тому, что было между нами раньше. В смысле… ещё до войны. Потому что я не могу больше приходить в пустую гостиную и смотреть, как мы все прячемся по разным углам, боясь и лишнего слова друг другу сказать. Ты, конечно, прости за эту сцену, но я так больше не могу. Правда.
Рон с шумом выдохнул, упирая руки в бёдра и нервно потряхивая ногой. Слова давались ему с трудом, и он какой-то частью себя понимал, что этот разговор может стать последним. Падма сказала ему, что однажды станет слишком поздно, и после Хогвартса остатки их дружбы могут рассыпаться в труху. Возможно, не стоило принимать её слова столь серьёзно, но Рон решил сам для себя, что больше не может молчать. Раз уж его бывшая и так всё знала, терять было нечего.
— Ладно, — тихо отозвалась Гермиона, невольно копируя интонации заносчивого блондина.
Тоже самое он сказал ей на поле для квиддича перед тем как сбежать. А потом она сделала то, что сделала. Его спокойный и вкрадчивый голос весь вечер крутился в голове, сбивая с мыслей и мешая думать, но Грейнджер даже не заметила, как стала перенимать его манеру разговора. Было совершенно дико наблюдать за его почти будничной беседой с однокурсником, стоя в паре сантиметров от его груди. Она невольно представляла себе, что они тоже могут так разговаривать, обмениваться безобидными шутками и колкостями, что он может взять её за руку и в его глазах не будет презрения или бесконечной борьбы.
Гермиона тряхнула головой, сбрасывая наваждение. В конце концов, она была благодарна Рону за прямоту. Такую редкую, но всё же искреннюю. Пускай она и не была согласна со всеми его словами, по крайней мере, он был прав, и им не стоило больше прятаться друг от друга. Она устала, и они тоже устали. И никто больше не мог помочь им снова стать теми, кем они были, носясь по коридорам Хогвартса и думая лишь над очередной загадкой.
— Что это значит? — Уизли как всегда не понимал, и Гермиона сдержалась, чтобы не рассмеяться.
— Это значит, что мы попробуем, — устало проговорила она. — А теперь пропусти меня в спальню, или я свалюсь замертво прямо здесь.
— И станешь новым хранителем башни Гриффиндора, — как ни в чём не бывало улыбнулся Рон и шутливо ткнул её кулаком в плечо. — Люнае Люмен.
Портрет с сонной дамой беззвучно отодвинулся, пропуская в гостиную студентов.
Впервые за несколько месяцев Гермиона заснула с ясной головой.
С ясной головой и беззвучным шёпотом Малфоя над ухом, требовавшим его поцеловать.
========== 9 ==========
Вот я загнан в угол,
Вот я на виду
У всех теряю веру. (c)
R. E. M. — Losing my religion
Кажется, Пэнси собиралась оторвать ему голову.
Слизеринцы-старшекурсники сидели в одном из общих коридоров Хогвартса на большом перерыве, занимая добрую половину свободных скамеек. Блейз и Тео спорили о том, способны ли американцы обыграть в квиддич англичан, Дафна то и дело кидала свои обиженные взгляды, а назойливая Паркинсон, прижимаясь всем телом к Малфою, искала всевозможные способы смахнуть блондинистую голову с плеч. Её пальцы настойчиво наглаживали уже порядком измученный затылок, взлохмачивая непослушные волосы. Драко с некоторых пор перестал заботиться о своей прическе. Небрежный беспорядок разбавлял его сдержанную аристократичность легким налётом бунтарства. Укладка всё равно не задерживалась больше, чем на час, либо он сам тянулся руками к голове на нервной почве, либо это делали за него другие. С какой-то нездоровой тягой.
Сегодня Паркинсон особенно на него наседала. То ли соскучилась за время их недолгого разрыва, то ли пыталась показать всей школе, что они снова сошлись, демонстрируя завистницам вновь обретённую добычу. Она прямо-таки приклеилась к нему, нисколько не смущаясь такой открытости. Да эту бестию вообще мало что задевало по жизни, и нужно было благодарить поистине высшие силы, за то, что она не спустила трусы прямо на этой же скамейке.
— Завязывай, Пэнс, — буркнул Малфой, отцепляя её руки от своей шеи, — здесь не место для твоих игр.
Его, прости Господи, избранница, о возобновившемся союзе с которой, он уже десять раз пожалел, демонстративно надула губы, но отодвигаться не торопилась, пристроив свои ненасытные ладони у него на бедре.
Ей обязательно касаться его двадцать четыре часа в сутки?
— Хочешь, мы где-нибудь уединимся, — горячий шёпот с похабной интонацией вызвал необъяснимую волну отвращения по всему телу, а ловкие пальцы требовательно сжались на его ноге.
Ни капли возбуждения. Ни намёка на тяжесть внизу живота.
Видит Мерлин, он не собирался грубить.
— Блять, Пэнси…
Но, ей повезло, что фраза так и не получила продолжения. И, наверное, даже глупо спрашивать почему. Одно слово. Одна гаденькая фамилия и он уже не способен закончить начатое предложение. Не способен продолжить застрявшую на полпути мысль. А всё потому, что она смеялась. Не замечая никого вокруг, не торопясь вышагивая по коридору, громко смеялась, задыхаясь и сгибаясь пополам. И Уизли. Рыжее недоразумение шествовало рядом с ней с таким довольным видом, что сразу же становилось понятно, чьи низкосортные шутки вызывали в ней такой приступ веселья. Этот открытый и горячий рот уже снился ему в кошмарах. Горячих и липких. Грейнджер была одета в неприлично обтягивающие джинсы, выгодно подчёркивающие её стройные ноги, ботинки на шнуровке и бежевый свитер. Тёплая мантия тёмным куском висела на предплечье, а истинный джентльмен Уизли тащил на своём плече её сумку, наверняка набитую книгами.
Скользкая и неприятная мысль прошлась по затылку Малфоя, точно также как и пальцы Пэнси, заставляя его сжаться руку на её талии. Паркинсон, естественно, приняла этот жест на свой счёт и прижалась ещё сильнее к его боку. Итак, бывшие голубки помирились?