Забирая его. Разделяя.
Оно было слишком острым, чтобы не почувствовать. Он был слишком опьянён, чтобы сдерживаться. Драко прислонился к стене, расставив ладони по обе стороны от её головы и прижался лбом к её голове, закусывая губы.
Гермиона сминала свободной ладонью рубашку на его груди, пока нетерпеливо и медленно просовывала пальцы за пояс брюк, желая прикоснуться к его возбуждению.
— Запомни меня… — шептала она, обхватывая рукой твёрдую плоть. Голой кожей к голой коже. Горячими пальцами по влажному от смазки члену, в тесных брюках. Хриплым шёпотом по мозгам и сердцу, — я хочу, чтобы ты помнил это…
— Гре-е-йнджер, — надломано повторял Малфой, с силой зажмуривая веки. Его пальцы впивались в холодную каменную поверхность, будто хотели смять в кулаке древнюю стену.
Она его просто убивала. Расстреливала из ружья, размазывая по стене кровавые ошмётки.
— Ты должен помнить, — прорычала Гермиона ему в ухо, сжав в руке член. — Помнить, как я тебя…
— Да… — шепнул Драко и не дал ей договорить, заткнув горячий рот поцелуем. Такое уже никогда не забыть. Никто не сможет его заставить, ни магия, ни время, ни он сам…
Ни за что.
Когда её ладонь выскользнула из тесных штанов, обрывая разливающееся по телу удовольствие, Малфой разочарованно выдохнул, распахивая глаза. Гермиона смотрела на него с улыбкой и нежной теплотой в глазах, которую умела дарить только она. Он никогда не видел, чтобы она смотрела так на кого-нибудь ещё, и был готов провалиться в этот взгляд, ломая кости. Разбивая голову.
— Я буду помнить, — тихо сказала она, легко коснувшись его губ своими. — Помнить, как я хочу тебя, и как сильно ты хочешь меня, Драко. — Гермиона прижалась к стене опуская руки, но не опуская взгляд. Куда же она?.. — Это всегда будет со мной… ты будешь со мной…
Она очаровательно улыбнулась и скользнула обожающим взглядом по его лицу, а в следующую секунду, прежде чем он успел наклониться и подарить ей благодарный поцелуй, бесшумно трансгрессировала в пустоту.
И это был конец.
***
И это было начало. Нью-Йорк шумел и слепил своим палящим солнцем даже сквозь очки. Сумасшедший город с сумасшедшим ритмом. Городские небоскрёбы стройными рядами пробивались всё выше, будто собирались вырасти до самого космоса и дотронутся до звёзд. Хорошо им, наверное. В гордом одиночестве под облаками, острыми шпилями к бескрайнему космосу.
Гермиона медленно шла по горячему асфальту, выкручивая шею и распахнув глаза. Первый раз в Америке. Первый раз так далеко. Первый раз она отправилась куда-то совсем одна, почти ничего не сообщив родным и близким.
Не её вина, что в этот день, в этот херов день, в эту дрянную секунду весь её мир переворачивался. Кто захочет на это смотреть?
Она даже не позволяла себе думать. Ни о том, что они целовались у всех на глазах, ни о том, как прощались, ни о том, как признавались… Потом, всё потом. Когда станет чуточку легче. Когда они смогут улыбнуться друг другу, случайно встретившись на улице. Когда это перестанет быть таким необходимым.
Когда-нибудь станет ведь?
Когда она снова сможет опустить крышу на своём стареньком «Форде», и окунуться в город. На этот раз в гордом и прекрасном одиночестве.
Фэй прислала ей порт-ключ в конверте с ответом в тот же вечер, и Гермиона не стала ждать. Собрала на скорую руку вещи, отправила сову для Гарри и через несколько часов оказалась на другом континенте. На оживлённой улице в нескольких метрах от нужного адреса.
Десять утра. У него на пять часов больше. Наверное, он уже говорит свою клятву и режет торт. Не думать. Не думать. Представь, что ничего этого на самом деле нет. Его нет.
Фэй встретила Гермиону на улице. Спустилась с крыльца и помахала знакомой фигуре, медленно движущейся навстречу. Хотела сделать порт-ключ к себе на работу, чтобы показать последнюю коллекцию мадам Грин, но решила, что нужно сначала поговорить. Подготовить. Показать.
— Господи, Фэй! — Гермиона врезалась в свою школьную подругу с разбега, едва не сбивая с ног и роняя на землю спортивную сумку. Почему-то хотелось плакать. Уже, наверное, в сотый раз за это утро. Потом. Доживи до вечера.
Если сможешь.
— Отлично выглядишь, — улыбалась Данбар, поправляя красивую блузку. Она отрастила волосы почти до пояса, пустив их роскошными волнами по спине. Тонкие шпильки идеально сидели на стройных ногах, придавая значительных сантиметров в росте. Вот, что значит, когда твоя работа связана с индустрией красоты. Не расслабляться ни на минуту и выглядеть на все сто — девиз всех дизайнеров? Гермиона едва удержалась от завистливого вздоха. — Есть хочешь? У меня сегодня английский завтрак на двоих, что скажешь?
— Скажу, что чертовски рада видеть тебя, ты просто не представляешь, как! — и снова в тёплые объятия. Так многое хотелось сказать, так многое спросить. Поблагодарить за платье в первую очередь, конечно же, и неловко попросить разрешения остаться. На день. Неделю. Хоть сколько-нибудь.
Может, навсегда? Заманчиво. Даже слишком.
Оторвавшись от Фэй, Гермиона открыла рот, чтобы выдавить из себя хоть слово. Язык дёрнулся, прежде чем мозг успел о чём-нибудь подумать. Почти… Она почти сказала ей тихое и искренне спасибо, пока случайно не заметила за спиной подруги маленького мальчика, вышедшего на крыльцо.
Мальчика, как две капли воды похожего на Блейза Забини.
========== 18 ==========
Будь тем, кто
Возьмёт мою душу и разорвёт её.
Будь тем, кто
Заберёт меня домой и покажет мне солнце.
Я знаю, я знаю,
Ты разведешь огонь в моих костях и распалишь его.
Twenty One Pilots — Hometown
Фэй пила зелёный чай с молоком из маленькой фарфоровой чашки и нервно покачивала ногой. Изящные туфли на шпильке, сброшенные у подножья массивного дивана, не вписывались в картину идеально убранной гостиной в типичном американском стиле. Напротив сидящая в кресле Гермиона давилась не самым приятным на вкус кофе и старательно делала вид, что абсолютно не поражена жутким рассказом подруги и нисколечко не ковыряется в собственных мыслях, переваривая услышанное по десятому кругу.
Они молчали, увлёкшись содержимым своих кружек, но никто из них не чувствовал неловкости. Скорее уж нехорошее предчувствие. Просто нужна была минута, чтобы привести мысли в порядок и перевести дух. Не каждый же день на тебя сваливаются новости подобные этой: твоя подруга забеременела перед самым выпускным в школе и родила, ничего не сказав отцу ребёнка. Точнее будет сказать, обманула отца ребёнка, и заверила несчастного в том, что избавилась от плода, не спросив его мнения на этот счёт.
Вполне достойное начало для мыльной мелодрамы, что крутят по телевизору целыми днями. Только в жизни оказалось всё в десять раз сложнее.
Гермиона всё думала, как бы помягче продолжить разговор, чтобы не обматерить Фэй самыми грязными словами, которые она только знала. О, матерный запас мисс Грейнджер был настолько разнообразен, что заядлые пьянчуги и бомжи аплодировали бы стоя, услышав на что способен этот миленький ротик молодой и с виду приличной девушки. Спасибо студенческим будням, там тебя научат не только правильно пить, курить и кадрить парней, но и дадут бесплатные уроки сквернословия на всех языках и даже диалектах. И пусть вас не смущает пафосное название «Имперский Колледж Лондона», браниться в этом заведении умеют не хуже, чем в провинциальных университетах.
Чёрт, с чего бы начать, чтобы не разораться на всю квартиру, как психованная неврастеничка? Или чтобы не вызвать случайно полицию и не упечь эту красотку по всей строгости за бесстыдное пренебрежение чужими чувствами. Гермиона не придумала ничего лучше, чем начать издалека и упомянуть мальчика. О ребёнке она точно ничего плохого не скажет и, может быть, даже сможет сдержаться, чтобы не придушить его мать на месте, прямо на этом шикарном диване.
— Почему Бенджен? — глупый вопрос, конечно же, но ей и в правду было интересно, чем руководствовалась Фэй, выбирая сыну имя. Очень маловероятно, что она знала о каких-либо традициях в семье Забини по части имён для первенцев мужского пола, и её логика вызывала неподдельное любопытство. И ярость, конечно же, тоже.