С того воскресного вечера, когда я не на шутку разорался, мы с Маризой не разговариваем. Говорим только о насущном: о деньгах и о том, что заказать из еды. В любом случае у меня все меньше воли к жизни, даже ресторан мне не в кайф. Сти. Я уже исписал тетрадь. Может, мне стоит выбросить все это в помойку вместе с очистками.
ТЕТРАДЬ НОМЕР ДВА
К
У моста — авария.
—Три хот-дога?
—Да, all-dressed[47].
—По вечерам в пятницу столкновения — сплошь и рядом.
—Ты, случайно, не знаешь, где можно купить кошку?
—Да их здесь уйма бродит, бери любую.
—Мне абы какая не нужна, я хочу сиамскую.
—Ну, это я не знаю.
—Тогда пока.
—Пока.
—Ой, а к тебе кто-то пожаловал.
—Чего-о?
—Гады-полицейские из Сент-Анн, да еще с мигалкой.
—Они провинциального подчинения, не сельские.
—Добрый вечер.
Даже по тому, как они тормозят, как распахивают дверцы машины, как стоят, как осматриваются вокруг, поправляя пояса, как подтягивают штаны, прежде чем сделать первый шаг, сразу видно: провинциальная полиция.
—Привет, Франсуа!
—Добрый день, Альфред. Чем мне вас угостить?
—Пока ничем. Ничего не надо. Ты, кстати, мог бы закрыть свой фургон и явиться в отделение?
—А что случилось?
—Hit and run[48].
—Что-то с Маризой? Да?
—Она что, тебе недавно звонила?
—Нет, мы не договаривались. Или, может, договаривались. Что-то серьезное?
—Нет, не думаю.
—Подожди, я сейчас все закрою, возьму тетради и поеду с тобой.
А мы-то к тому же с ней и не разговаривали! Вот она и выбрала сегодняшний день, чтобы я расчувствовался. Терпеть не могу нестись во весь дух, ничего за собой не убрав. Завтра утром все будет в бляхах застывшего жира. Но с полицией спорить бессмысленно, особенно с Альфредом, который словно родился на радость своему отцу прямо в полицейской форме. Они усадили меня на переднее сиденье, я — посередке, и даже приобняли меня за плечи в знак утешения. Я тем не менее не задавал им никаких вопросов.
—Сейчас поедем в отделение на опознание вещей, это будет быстро, там только сумка и туфли...
—А она-то сама где?
—Они отвезли ее в Монреаль, но я еще не знаю, в какую больницу. Должны позвонить.
—У нее нет видимых травм. Я думаю, она просто в состоянии шока, она так орала на обочине оврага. Нам позвонил неизвестный, возможно, но был перепуганный водитель. Мы постарались немедленно приехать на место, но в пятницу вечером, когда народ едет за город...
О
Я вот уже целый час, как в участке, а из больницы все еще никаких вестей. Наверняка это не авария, а подстроенное дельце вроде того, как после нескольких месяцев, что мы встречались с Луизой, она возьми да и залети. Этого не должно было произойти, ведь мы соблюдали меры предосторожности, и я решил, что это всего лишь несчастный случай — или просто какая-то ерунда на постном масле. Мой брат Артур меня, однако, предупреждал, он говорил: ты едешь к черту на кулички, Леви — медвежий угол, осторожнее с девчонками, не успеют они выйти из монастыря, и ты в одно прекрасное утро окажешься, как дурак, с серебряным хомутом на шее и подпиской на «Золотое кольцо»[49], которое тебе-то даром не надо. Артур будто в воду смотрел. Как только Луиза забеременела, меня в буквальном смысле присоединила к себе семья Ганьон — раз-два, и готово, меня уже волокут на «кадиллаке» в часовню Посещения святой Елизаветы. Такая вот незатейливая, чистенькая и быстренькая свадебка. На следующее утро Эзоп Ганьон продал мне земельный участок с рестораном (это было нехитрым делом: ведь Ганьоны владели половиной Леви), впрочем, какой там ресторан: закусочная забегаловка около порта, в которой подавали мягкое мороженое taste-freeze, похожее на крем для бритья.
О свадебном путешествии никто и не заикался: быстро за работу! Если женился на девушке из рода Ганьон, будь готов, что тобой будет управлять все племя! Можешь считать себя кем угодно, но расслабляться тебе уже будет недосуг. Жорж Ганьон перекрасит тебе стены внутри и снаружи. Артур проверит водопроводные трубы, Луи-Жозеф в качестве подарка пустит к себе пожить. Луиза — в восторге, у вас теперь есть три пустые комнаты, которые можно обставлять по ее вкусу, а наш балкон — прямо напротив балкона вдовствующей тещи, которая в любую минуту может заскучать.
Меня в тот раз накололи по-крупному. В какие-то несколько дней, пролетевших от знакомства до свадьбы, Луиза умудрилась превратиться в совершенно иную женщину. Скорлупа-то у нее, конечно, оставалась прежней, но вот сердце — яичный желток — билось для восседавшей на балконе мамаши: весь день они щебетали друг с другом словно сойки на вишневом дереве. К беременной полагалось относиться бережно, она отдыхала, вытянув на софе свои стройные ноги и курила сигареты «Ле Матинэ», уставившись в очередную телевикторину. Ганнибал был воителем или хоккеистом? Если мы говорим «стратосфера», то имеем в виду торт или слой воздуха? Она продолжала вычислять цены, как будто по-прежнему работала кассиршей, добавляя провинциальный налог в шесть процентов, в смысле у нее был пока еще ее шведский облик, но, по сути, она уже не была той девочкой, поскольку сама ждала ребенка.