Етишкин улей! Если бы я опрометчиво не пообещала отцу три свидания, то уже убежала бы пудрить носик, а там огородами через парк, только меня и видели. Если бы отец коварно не заставил меня поддаться на уговоры, даже знакомиться бы не стала, отсиделась бы где-нибудь в бассейне, фитобаре, спелеокамере, да хоть в криосауне. Если бы могла сказать про их отношения с Дарьей Дмитриевной, то отец и сам бы меня с ним знакомить не стал.
Но я была нема как рыба и только натужно улыбалась, слушая как господин Латышев, непринуждённо поигрывая мышцами и жонглируя датами, рассказывал в каком лохматом году по приказу императора был построен этот первый в России яхтъ-клуб по образцу Королевского яхт-клуба в Англии. Про себя я думала только одно:
Что же делать? Что, чёрт побери, делать?
Хрен его знает, что наговорил ему мой прогрессивно мыслящий отец: что я, как шёлкова трава не топтана и меньше чем тремя свиданиями и сексом он не отделается, или что поддержит его кандидатуру на следующих выборах главы правления, если он мне понравится, но Латышев принялся за исполнение поставленной перед ним задачи с похвальным энтузиазмом.
Я, конечно, могу быть сейчас очень сильно предвзята, и, возможно, Алексей Латышев, человек и пароход, так ведёт себя с каждой дамой, будь она хоть пионеркой, хоть пенсионеркой, такой вот он галантный кавалер: то ручку подаст, то складочку платья поправит, то пылинку с плеча смахнёт. Но я разбухала как подкисшее варенье от всех этих его «рукоприкладств», потому что: какого хрена?! А как же Дашка?
И ведь даже не могла сказать, что знаю. Да что там сказать! Даже намекнуть не могла. Хотя и пыталась.
Глава 30
— …каждый член Клуба должен был иметь яхту водоизмещением не менее двадцати тонн. А Клуб возглавлял Командор…
— Вы были женаты, Алексей?
— Первым Командором был назначен… Простите, что? — не сразу сообразил он.
— Я говорю, не может быть, чтобы у такого привлекательного мужчины не было жены. Или хотя бы девушки. Хотя бы для нечастых встреч, — под его удивлённым взглядом постепенно занижала я планку.
— Почему же не может, — пожал он плечами, приняв мой комплимент как нечто само собой разумеющееся.
— Неужели парень? — не сдавалась я.
Он засмеялся.
— Ваш отец предупредил, что с вами будет непросто, Эвита. Но нет, в этих вопросах я консервативен. Даже если хотите, старомоден.
— Тоже носите в бумажнике фотографию любимой девушки?
— Тоже? — улыбнулся он. — Вы носите?
— Будь у меня бумажник, думаю, я бы носила. А так, увы, у меня даже кошелька нет. Но любимая девушка есть, да. Моя подруга.
И тени не пробежало по его лицу. Вот гад!
Нет, я, конечно, понимаю: где правление и где журнал! Они даже сидят на тридцатом этаже, а мы всего лишь на седьмом. Но чёрт побери! Чёгт побеги!
В общем, сколько он там сказал протяжённость этой прогулочной набережной? Шестьсот метров? Значит, мы прошли тысячу двести, потому что сделали круг и вернулись к горшкам с цветущей гортензией у ресторана.
Из него на площадь уже вывезли два больших гриля барбекю, и проворные официанты в чёрных фартуках и стильных полосатых рубашках разжигали угли.
Прямо от них открывался потрясающий вид на холл центрального здания яхт-клуба. Его монументальные двери сейчас были обрамлены колышущимися на ветру нежными белыми шторами и распахнуты, объединяя пространства и создавая видимость, что это вовсе не холл, а закрытый дворик с античными картинами на грубо отёсанных стенах, водопадом, с высоты в несколько метров низвергающим на камни потоки воды. И вазами с цветами.
Большинство гостей уже переместились туда, где, собственно и намечалось поглощение мяса и морепродуктов, поджаренных на тех грилях, и основное действо, по поводу которого мы все здесь и собрались. И где уже стоял мой отец.
Я последовала их примеру, но замерла, едва вошла, прямо у двери.
У потрясающих композиций из цветов.
Цветы фиолетовых орхидей, плавающие в зелёной ряске на плоских чашах под зонтиками фенхеля, сразили меня в самое сердце. Но не своей красотой, хотя они и были, как всегда, божественно прекрасны, а тем, что…
Как ты посмел! — рванулось из моей груди болью. — Как ты! Посмел!