Я кивнула:
— Холодного.
Он махнул официантке.
Она предложила дыню, и заказ принесла так быстро, что мы едва успели обменяться парой фраз.
— У тебя всё в порядке?
На его благородном лице, иконописном, как говорила моя бабушка, что одинаково подошло бы и византийскому императору, и мошеннику, кем мой муж по сути и был, между идеальных, словно нарисованных сурьмой, бровей пролегла хмурая складка.
— Да, — пожала я плечами. — С чего ты взял, что «нет»? Я заплачу, закажи себе тоже что-нибудь, — впилась я зубами в сочный ломтик дыни, закусывая вино.
— Спасибо, милая, — обворожительно улыбнулся мой бывший муж. — Обожаю твою язвительность. К счастью, я не настолько беден, мне тут даже открыли отдельный счёт, куда я надеюсь, внесли и твой скромный заказ.
— Что же ты не предупредил, — усмехнулась я. — Я бы взяла стейк томагавк и бутылку текилы Гран Патрон из шишек голубой агавы.
Он засмеялся.
— Рад, что у тебя всё хорошо, малыш.
— Твоими молитвами, — спряталась я за бокалом. Хотя прекрасно знала, что он не поверил. У него было чутьё на женские проблемы как у голодного волка. Наверное, в этом и был секрет его успеха — он никогда не ошибался, выбирая себе «жертву».
Просканировать меня глубже в данный конкретный у него не получилось — зазвонил телефон. Извинившись, он ушёл говорить на улицу.
Но я знала ещё одного человека у которого чутьё было не хуже. Именно в тот момент, как Оболенский вышел, он словно материализовался, оттолкнувшись от стены.
— Да чтоб тебя! — покачала я головой, когда над столиком в своей неизменной зимой и летом вязаной шапке, надвинутой на глаза, навис частный детектив.
Думаю, у него было больше имён, но я знала два: Лис и Работорговец.
И он был плохой, очень плохой парень. Кожаная куртка, раздолбанная тачка. Рыжая борода. Взгляд острый, как собачья струя в снег. Отец нанял его следить за Оболенским в пору, когда мы ещё были женаты. Так чему же я удивлялась, что, едва тот вышел из тюрьмы, Лис был тут как тут.
Глава 70
— Боюсь, твоему отцу это не понравится, — сказал он, глядя в сторону.
— Так ты ему не говори, — невинно пожала я плечами.
— Ну, ты же понимаешь, что он мне за это платит.
— А я скажу тебе большое человеческое спасибо, если ты промолчишь, — похлопала я ресницами, засунув в карман его потрёпанных джинсов купюру.
Он усмехнулся.
— Считай, что меня здесь не было, красавица. Но увижу тебя рядом с ним ещё раз… — он с сожалением вздохнул. А потом исчез, словно его здесь и не было.
— Кто это был? — спросил Оболенский.
— Где? — непонимающе обернулась я.
— Мужик, что стоял возле столика, — занял он своё место напротив.
— А, этот. Да так, — отмахнулась я. — Спросил не скучаю ли одна.
— А ты одна или есть кто? — коснулся моей руки своими длинными фортепианными пальцами Оболенский.
— Жень, говори, зачем звал да я пойду, — освободив руку, подняла я за ножку бокал.
— За тем и звал, — вздохнул он. — Просто увидеть. Вдохнуть твой запах. Коснуться.
Его взглядом можно было топить ледники и вскрывать вены на запястьях.
Но я им переболела. И больше не верила ни этим лживым глазам, ни этим лживым словам. А говорить он умел.
«Малыш, одевайся теплее! Тебе ещё моих детей рожать», — сказал он как-то, перед тем как сделать предложение. И я не устояла. Я ему поверила. И была так счастлива.
А кто бы устоял? А кто бы не был счастлив?
Потом я услышала те же слова, сказанные им другой.
И потом, когда его уже посадили, я часто думала: а что на самом деле счастье? Иллюзия, в которой хочется остаться, закрывая глаза на её неправду? И стоит ли та правда тоски и уныния, в которые она нас толкает?
Боюсь, если бы Оболенского не посадили, я бы к нему вернулась. Тяжёлые наркотики, вроде любви, они, мать их, такие. На них сидишь плотно, не соскочить. Но я как-то смогла. Благодаря или вопреки. А вот та девчонка, с которой я его застала — нет. Она и в тюрьму к нему ездила, и…
— Эй, красавчик, — окликнула я рыжего у бильярда, распрощавшись с Оболенским.
Лис натирал кончик кия мелом, когда я подошла.
Оболенский снова вышел то ли отлить, то ли позвонить, посадив меня в такси.
Что бы он ни задумал, в первую встречу всё равно бы не сказал, поэтому смысла засиживаться не было. Ему надо было убедиться, что я приду, прощупать обстановку, закинуть наживку. Потом он нагрянет как снег на голову проверить заглотила ли я её.
А я остановила такси за углом и зашла в клуб с чёрного хода.