Было странное чувство, которое французы назвали «l’appel du vide». Ля пель дю вид. Если дословно: зов пустоты. Когда стоишь ждёшь на перроне поезд и вдруг думаешь: «А не спрыгнуть ли с платформы?» Или едешь по горной дороге, с одной стороны которой обрыв, и чувствуешь желание резко дёрнуть руль и улететь в бездну. Когда перестаёшь доверять собственным инстинктам. Чёртовым инстинктам, что заставили меня дважды наступить на одни и те же грабли: довериться, да что там — влюбиться в человека, для которого я ничего не значу. Который мне врал, глядя в глаза.
Который к тому же решил меня использовать для своих целей.
В том, что это так, у меня была возможность убедиться на следующий же день.
Словно мне мало было того, что я видела своими глазами, мало того, что чувствовала: отец приехал ко мне на работу лично. И плотно закрыл дверь.
— Какие люди! — усмехнулась я, едва оторвав взгляд от экрана.
— Надо поговорить, Колобок, — поискал он жалюзи. Но здесь занавес в отличие от его кабинета был не предусмотрен.
— Правда? — делано удивилась я. — А я решила попьём кофе, посмеёмся.
— Я бы и рад, родная, — вздохнул он. — Вижу ты не в настроении. Но не могу от тебя это скрывать.
— Не в настроении, это конечно, мягко сказано, — потянулась я и подвинула стул, на котором обычно сидит Дашка. — Я и сама хотела к тебе в обед заехать. Спросить: почему ты не рассказал Саве о живом Владике.
— Вот по этому, — ткнул отец в разъём флеш-карту. И пока включалась запись, пояснил: — После всего, что ты видела в особняке, я взял с собой Патыцына, а заодно технического специалиста и напросился на визит. И совсем не зря, — тяжело вздохнул он.
Обрезанная запись сначала зашипела на экране рябью, а потом изображение появилось довольно чётко.
— Я тут опустил кое-какие подробности, — смущённо кашлянул отец.
Да, говорить со взрослой дочерью о сексе и смотреть вместе секс — не одно и то же.
А на экране уже знакомая мне девушка как раз одевалась после него.
В этот раз Влад Горчаков не вытолкал за дверь бывшую жену Савелия, она уже надела платье и теперь неспешно натягивала чулки.
— …он работает у Астахова и всё мне расскажет, — с этих слов Киры началась запись.
— Неужели он всё ещё по тебе сохнет? — выпустил дым в потолок Горчаков. «Покойник» вальяжно развалился на кровати. И я была ему благодарна, что, хотя бы причинное место прикрыл простынёю.
— Ну я же всё ещё с тобой, — развернулась Кира. Камера была установлена где-то под потолком и снимала комнату под углом сверху, поэтому было видно только лицо мужчины. Но и так понятно: женщина не ожидала, что произойдёт дальше.
— Сука! — метнувшись как хищник, схватил он её за волосы. — Только не говори, что он тебя опять трахает.
— Влад, — вцепилась она в его руку. — Отпусти!
— Отвечай! — Горчаков подтянул её к себе. — Вы встречались, да?
— Да, милый, — выплюнула она без особого пиетета, несмотря на то, что ей было больно. И неудобно. И вся её поза, в которой он заставлял её отвечать, говорила о его превосходстве, его силе и его власти. — Мы встречались.
— Он всё так же хорош? — усмехнулся «покойный», выдохнув ей в лицо дым.
Я ждала чего угодно: раболепства, покорности, льстивого угодничества. Но она вдруг сказала:
— Куда лучше, чем ты.
Так же как я, Влад Горчаков на мгновенье опешил, но ей этого хватило — Кира вырвалась, скатилась с кровати и схватила каминную кочергу.
— Он сказал какой особняк хочет купить Астахов. Но вряд ли ты получишь эту информацию от меня.
— Сдаюсь, сдаюсь! — картинно поднял руки мужчина и засмеялся. — Серьёзно?
Он лениво затушил сигарету, даже на неё не глядя.
Сука! Он же и так знает. Ему рассказала сестра. Поэтому ржёт. Да так нагло.
Переживала я, словно смотрела кино.
Но Кира, похоже, ничуть не уступала ему в сволочизме.
— Совершенно серьёзно, — усмехнулась она. — А знаешь, что забавно? Что вы оба спросили, где я возьму деньги, чтобы его купить. Так вот. Всё просто: вы оба мне и заплатите. Его родители — за то, чтобы я не отнесла в полицию запись, что приберегла на чёрный день. А твоя сестра — за то, чтобы ваши тайны остались только вашими, — так и не выпуская кочергу из рук и зорко следя за Владиком, она говорила и продолжала собираться: надела туфли, повесила на плечо сумочку. — Ну или взамен у твоей нищей сестры я попрошу этот особняк. Какая ирония, правда?
— Ты не посмеешь, — как зверь, готовый к броску, привстал он в кровати.
Кира выставила вперёд кочергу.