26
На вой сбегаются люди, начинают оказывать Оливии помощь. А я так и стою, не зная как вести себя в этой ситуации. И когда я уже собираюсь просто уйти, в двери влетает Даррен. Он окидывает меня беглым взглядом, а потом устремляется к пострадавшей, выкрикивая короткие команды. Я понимаю, он врач. Но мне становится так обидно. Даже не спросил меня, что случилось.
Я стою еще пару минут, и наблюдаю, как он успокаивает ревущую бывшую невесту. Но бывшую ли? Сейчас он кажется таким заботливым. Я даже жалею, что нос расквасили не мне. Ревность колючим комком растет в горле, мешая дышать. Еще раз глянув, как мой Даррен нежно стирает со щек зареванной лохудры кровавые пятна и, услышав его ласковые уговаривания, я не выдерживаю. Я ухожу.
Забираю в гардеробе свою куртку и только когда выхожу на улицу, понимаю, что сюда мы на машине приехали. И я в туфельках. Но мне как-то все равно, я почти бегу по дороге, в сторону дома. Только закрыв за собой дверь и накинув цепочку, я позволяю себе пустить слезу. Уткнувшись в какую-то куртку, я рыдаю так горько, что сердце сжимается. Но долго я не люблю разводить мокроту. Вытираю тыльной стороной ладони свои мокрые глаза и вижу перед собой куртку Даррена, которую намочила слезами.
— Так тебе и надо, — ворчу я и устало тащусь к спальне, включая по дороге все источники света.
Не люблю темноту. И Рождество не люблю. Снова вспоминаю Даррена, склонившегося над Оливией и чувствую, что снова готова разрыдаться. От злости скидываю туфли так, что они разлетаются в разные углы комнаты, едва не сшибая светильники на прикроватных тумбочках. Включаю проектор, в лучах которого на потолке и стенах начинают светиться звезды. Не раздеваясь, зарываюсь сразу под два одеяла.
Я уже засыпаю, когда слышу звонок в дверь. Набрасываю одеяло на голову.
— Уходи… — шепчу я, потому что видеть сейчас этого ласкового блондинчика, это выше моих сил. Кожа на голове до сих пор болит, напоминая мне о драке в туалете ресторана.
Трезвон продолжается, вызывая у меня очередной прилив злости. Выскакиваю из-под одеяла и ищу туфли. Потом вспоминаю, куда они полетели, и мысленно плюю на обувь, заворачиваюсь в одеяло, потому что меня колотит крупная дрожь. Несусь вниз по лестнице, чтобы проорать сквозь стеклянную дверь всё, что думаю о Даррене, о его любви ко мне и его бывшей-настоящей невесте. Впускать в дом я его точно не собираюсь.
— Уходи Даррен! — вижу его взгляд сквозь стекло и теряю былую решительность. Он стоит на морозе в одном костюме, ежится от холода. Куртка ведь здесь. Рядом со мной.
— Лейси, я не уйду, — доносится до меня глухо. На его голову тихо опускаются снежинки, сверкая в свете фонаря.
Он говорит что-то еще, потирая руками плечи. Замерз. И у меня мерзнут ноги, я в одних капроновых чулках, и уже почти не чувствую пальцев ног. Почему в доме так холодно? Или это я никак согреться не могу?
— Лейс! Открой! Я виноват, я…
Ухожу. Не хочу слушать. Пусть садится в теплую машину и уезжает к Оливии. Согреется в ее объятиях. Слезы снова закипают на глазах. Мне хочется бежать назад, к двери. Открыть ее и броситься на шею кареглазому. Но вместо этого я падаю в кровать и замираю, боясь снова услышать трезвон. Но тихо. Ушел, значит.
Вдруг под одеяло кто-то пробирается, я даже испугаться не успеваю.
— Заднюю дверь тоже нужно закрывать, мой сладкий медовый пломбирчик, — смеется Даррен и так сильно обнимает, что я слова сказать не могу. — Я люблю тебя… прошел час, и я уже безумно скучаю…
Чувствую холодные поцелуи на шее, и закрываю глаза. Не хочу выяснять отношения. Он пришел ко мне! Не остался с той стервой, даже ее слезы не смогли вернуть мужчину. Потому что он теперь мой? Сегодня точно мой!
Поворачиваюсь лицом к нему, смотрю в блестящие темные глаза и ласкаю пальцами любимое лицо. Притягиваю к себе за шею, выпрашивая поцелуй. Если Даррен думает, что я буду устраивать скандал, то пусть даже не надеется. Я привыкла брать от жизни всё, что она дает мне на данный момент. В эту чудную ночь она дает мне мужские ласки и нежность, и я ни за что не откажусь от ее волшебного подарка. Выяснить отношения можно и после.
— Вот они! Чулочки! — Даррен запускает руку под платье, которое я так и не сняла, и урчит, как большой домашний кот, а я смеюсь в ответ. Сажусь в кровати, и мы вместе раздеваем сначала меня, а потом его. — Чё так холодно?
— Не знаю, может с отоплением что-то случилась, — пожимаю я плечами и снова юркаю под одеяло, утягивая соблазнительного мужчину за собой.
В комнате ужасно холодно, поэтому одеяло нам совершенно не мешает. Хотя нет, немного все же … потому что, вдруг он ныряет под одеяло, и я не могу увидеть, что он там делает. Только почувствовать и проследить по ощущениям маршрут его уже горячих губ. Но оттого, что я не вижу его действий, кровь быстрее начинает бежать в моих венах и дыхание сбивается от предвкушения, когда я ощущаю прикосновения его губ в нескольких сантиметрах от… Ох-х-х…
Я приподнимаю край одеяла, но вижу только светлую шевелюру между своими бедрами. Дрожь предвкушения пробегает по моему телу, сотрясая его мелкой дрожью. Еще не почувствовав прикосновений к своим нежным складкам, мне уже хочется откинуться на подушках и закричать от предчувствия наслаждения. Я опускаю пушистое одеяло, дабы не потревожить того чуда, что сейчас должно произойти, если он решится прикоснуться губами самого нежного места. Лицо начинает пылать, я откидываю голову назад, впиваюсь зубами в свою нижнюю губу и испускаю негромкий нетерпеливый стон…
Но мои ожидания напрасны. Ничего не происходит, и я снова приподнимаю край одеяла. Вдруг он там сознание потерял от нехватки воздуха?!
— Эй… ты там живой?
— Бля… я должен это увидеть! — доносится глухо мне в ответ, и я прыскаю со смеху.
— Фонарик? — предлагаю вполне серьёзно. Потому что лишиться тепла пухового одеяла жутко не хочется в такую холодрыгу.
— На хрен фонарик, — рычит он и, сдергивая с нас одеяло, бросает его на пол. — Со мной не замерзнешь!
Холодный воздух тут же обволакивает меня, заставляя содрогнуться от неприятного ощущения. Но я молчу, спорить с мужчиной, занятым таким делом, себе дороже. Мне всегда хотелось узнать, что же происходит, когда твоих чувствительных местечек касаются твердые мужские губы или проворный язык. Дюк за два года ни разу не спустился в ласках ниже моего пупка, вернее ниже бусинки, которая торчала в нем. Поиграет блестящей безделушкой и снова поднимается к груди.
Я не раз намекала ему, что ниже есть еще одна волшебная бусинка, которая жаждет прикосновения его влажного и теплого языка. Но он сразу смотрел на меня так, будто я предлагала ему съесть волосатую гусеницу, которую он терпеть не может. Ну и ладно. Я тоже так на него смотрела в ответ на намеки приласкать его член. Ласки должны быть взаимными, или я не права?
27
Сердце колотится об ребра, отдаваясь в ушах чечеткой, но мне не до этого. Я сегодня решил побаловать пломбирчика, а заодно и себя. Думал уже всё, не простит, что возился с этой лживой сучкой, с Оливией. Но я увидел кровь на ее платье и во мне сразу проснулся доктор. Чтоб его… Скорее врач нужен всем, кто подходит к этой змее ближе, чем на метр. А Лейси даже скандалить не стала, просто потянулась ко мне в поисках ласки.
Я скидываю одеяло, но тут же жалею об этом. Замерзнет моя девочка. Приподнимаюсь и наблюдаю, как моментально ее кожа покрывается мелкими пупырышками от холода, соски сразу заостряются, становятся аппетитными и желанными. Я хочу их вобрать в рот, ощутить нежный аромат девичьего тела, терзать их, кусать так, чтобы Лейс кричала в исступлении и царапала мою спину. Хочу ее губы, приоткрытые в предвкушении… хочу ее язык, который обводит сейчас нижнюю губу. Почему я не могу быть сразу везде?