– Я не понял. В Питере нет масла?
– Та масла полно. На любой вкус и цвет. Мне нужно крестьянское, самодельное, из под коровки.
– Ну, ты гурман. Не замечал за тобой таких пристрастий.
– Та мне это масло до фонаря. Знакомому нужно. Псориазом страдает. А оказывается, в тот момент, когда масло достаешь из холодильника, оно отпотевает и покрывается росой. Так вот этой росой нужно смазывать болезные места. И все как рукой снимает. Отказать человеку не могу, сильно помогает по работе.
Кстати, вдруг кому из читателей этот рецепт поможет, то и, Слава Богу.
Трасса «Кола» стелилась под колеса «Сонаты». За окном статные ели и пихты постепенно сменялись кривыми и невысокими березками. Стали появляться болотца, гранитные останцы и скалы. Мы въезжали в Карелию. Солнце стояло все ниже и ниже. Такое впечатление, что был постоянный вечер. Переночевав на Онеге, мы продолжили путь и к вечеру второго дня уперлись в стелу с надписью «КЕМЬ»! Капец, кинофильм становился реальностью! Справа неслась потоком одноименная река. Масса воды была настолько стремительна и мощна, что огромные, речные бакены болтались в воде, словно поплавки на удочке. До этого момента я никогда не видел такого потока синей воды. Ни Днепр, ни Волга и рядом не стояли с рекой Кемь.
Наутро, погрузившись на катер «Метель-4», который шел на Соловки, мы с удивлением обнаружили, что Белое море, оказывается совсем не белое или скорее не совсем белое. Как будет угодно. Серая, тяжелая вода струилась практически полным штилем по бортам катера. Чайки пронзительно крича, то парили над кильватерной струей то, не обращая никакого внимания на пассажиров, старались захватить гюйс. Выйдя из Кемской губы, наше плавсредство попало под резкий и порывистый норд-вест. Под носом катера стало ощутимо хлюпать и шлепать. Верхушки волн все чаще и чаще залетали на палубу. Сухопутные пассажиры смирно сидели по местам и с тревогой посматривали в окошки. Мы же вчетвером, более-менее обкатанные морем, все-таки севастопольцы, потихоньку намахивали по маленькой, выпивая за то, что нам достался всего лишь небольшой «мордотык», а не что-нибудь серьезное, так как, по нашему разумению, катер «Метель – 4» держался на воде исключительно за счет толстого слоя свежей краски.
Не буду описывать все наши приключения на Большом Соловецком острове, это тема для отдельного опуса. Как говорил классик «Ближе к теме»…
Буквально сразу по приезду наша компания приступила к поискам того самого масла. Особенно мы активизировались после обзорной экскурсии, где нам было озвучено, что монастырь владеет стадом из шестидесяти коров! Их регулярно доят прямо на пастбище и на лодках по каналам доставляют молоко в монастырь, где ежедневно перерабатывают в масло, творог и прочую снедь. Вооружившись этим знанием мы, по честному, каждое утро обещали себе, что вот прямо сегодня, после завтрака возьмем и пойдем в деревню или монастырь и наконец-то, найдем это масло. Но, в течении дня или уже по пути на поиски, вдруг находились более насущные дела, которые ставили крест на наших утренних начинаниях. То мы срочно уезжали на Секирную гору и долго бродили там, в рыжих и прозрачных сосняках вокруг маяка. То по острой необходимости уходили на Филипповские ставки смотреть на непуганых нерп и белух. А то плавали на рыбалку или ходили по ягоды. Благо от брусники и черники иногда не было видно травы. А бывало, просто предавались пассивному созерцанию Бухты Благополучия, сидя на бережку, ну и понятное дело, обращаясь изредка к фляжке, ибо без этого вынести окружающую красоту было никак невозможно. Вечер тоже был плотно занят. Мы накрывали роскошный стол и долго предавались воспоминаниям о пережитом за день. И чтобы быть до конца честными, частенько откровенно надсмехались над жившими с нами в одном кемпинге французами.
Отношения между нашими компаниями, как-то сразу пошли не гладко. Началось все с того, что в первый же день нашего приезда, я стал исследовать ближайшее озерко на предмет окуней. С банных мостков бросал ультралайтовый воблер, прочесывая кристальные воды во всех направлениях. Удача была не на моей стороне. Хотя, как сказать. Рыба напрочь игнорировала все мои приманки. Ими, приманками, заинтересовалась большая чайка. Она внимательнейшим образом наблюдала за моими манипуляциями, сидя на одинокой сосне и, в один из моих самых дальних и удачных забросов, решительно спикировала на приманку, тут же забагрившись клювом за крохотный, блестящий тройничек. Почувствовав на конце лески приятную тяжесть, я, понятное дело рефлекторно подсек. Что тут началось. Чайка устроила в озере целую бурю, поднимая крыльями тучу брызг и сопровождая это отчаянными воплями. К несчастью, французская делегация в полном составе вышла на бережок отдохнуть после обеда. Увидев бедную чайку, они дружно заголосили с ней в унисон. А я? А, что я. Я тихонько сматывал катушку, моля Бога, чтобы глупая птица каким-то чудесным образом сорвалась. Но, не судьба. Подтянув добычу к мосткам, и попросив друга крепко взять чайку за крылья, я попытался заняться ее клювом. Оказалось, что удержать, все-таки относительно небольшую птицу неподвижно, было делом совсем не простым. Она билась в наших руках, как в последний раз, крутила головой и отчаянно старалась цапнуть меня своим острым, загнутым, как крючок, клювом. Но все-таки мы ее победили, то есть освободили. Тройник вреда ей не принес и чайка, проклиная нас на своем птичьем языке, улетела прочь. Кстати прилетела обратно только дня через три. Может к дантисту летала. После этого инцидента, одетые в шапки и перчатки (все-таки Север) французы, ежедневно, по пути на завтрак, встречали нас, с полотенцами на голых плечах, возвращающихся с купания. Каждое утро, с громкими криками, мы с другом прыгали с мостков, в парящее густым туманом озеро Торфяное, долго плавали и плескались в этом молоке, а потом, уже сами, паря разгорячёнными телами, собирали, на покрывшемся хрустящем инеем малиннике, холодные ягоды и несли их в пригоршне, мимо остолбеневших «интуристов», своим подружкам. Французы с напряжением на лицах дружно качали головами и крутили пальцем у виска. Зато вечером уже мы заходились от хохота, выслушивая, как они поют в беседке «Подмосковные вечера» или «Эх, дубинушка ухнем».