Антон в душ ещё не ходил, от него до сих пор пахнет дымом от костра и, совсем немножко, Олиными духами. Висла на нём, как пиявка, до последнего цеплялась за шанс удержать, Мне ли её винить? По меньшей мере я её понимаю. Бес вроде бы на первый взгляд не самый приятный тип. Говорит хлёстко и смотрит хищно, весь из себя "не тронь – замкнёт", но девушки всегда на него вешались. Пачками. А он пользовался. И мною, возможно также играет. Чем я лучше? Медсестричка эта одна чего стоит, любого олигарха, при желании, смогла бы соблазнить, но нет, вцепилась как питбуль. Между ними семь лет общих воспоминаний, и, глядя на неё – уверенна, весьма горячих. А со мной у него полгода возни и сломанный нос, словом одна головная боль. Да и те в далёком прошлом.
Ему кто-то звонит. Телефон в режиме вибрации, но мне в этой тишине хорошо слышно. Раз, второй. На третий Бес не выдерживает, выходит за дверь. Так же бесшумно, как и зашёл. Приятно, даже если причина всего лишь в хорошем воспитании.
– Тебя это не касается, – его приглушённый голос искрит от раздражения. – Я тоже тебе верил. Послушай... – пауза. Длинная, замогильная. – Врёшь... Твою ж мать...
Идёт в сторону кухни, и обратно, ко мне, не возвращается ни через пять минут, ни через час, ни к рассвету. Мне тревожно и неуютно в чужом доме, где не так давно довелось пережить столько боли, но усталость сильнее неудобств и мощнее страха, она неодолимо накрывает тягостным, беспокойным сном.
Это вчера днём небо радовало лазурной синевой, а сегодня сердито хмурится, расписывая мрачными тенями голые стены. Лёжа на спине, я разглядываю потолок и в который раз задаюсь вопросом, почему из всего обилия комнат мой выбор пал именно на эту: пустую, белоснежную, можно сказать стерильную. Она единственная в прошлый раз осталась мною нетронутой, просто потому, что я не смогла придумать, как можно испоганить то, чего нет. Диван, очевидно, переехал сюда позже. Склеп какой-то ей-богу, второй час здесь от скуки маюсь, взгляду даже зацепиться не за что, кроме рубашки Антона, сложенной на подлокотнике. Я её ночью сняла, чтоб не помять, не ходить же неряхой, да и духота стояла, как перед дождём.
Парень, кстати, как в воду канул, точнее на кухне своей потерялся. Судя по запаху, кофе недавно варил, аромат витает дразнящий такой, что слюнки текут. Лежать уже сил никаких нет, охота умыться, вдобавок кушать хочется до колик, только выйти самой неудобно. При свете дня стыдно становится за вчерашнее безумие. Легла под него, даже уламывать не пришлось, в этом Бес, кажется, вчера Ольгу обвинял. Вот и я туда же, дурында простодушная. А ведь мечтала когда-то о цветах, о свиданьях чистых и светлых, о прогулках долгих по осеннему парку и о первом волнительном поцелуе, чтобы обязательно случился в одно из прощаний под дверью подъезда. Большего приличные девушки так сразу не позволяют.
Всё у меня не как у людей.
Не переставая убиваться, обворачиваюсь пледом и подхожу к окну. Надо признать вид отсюда открывается чудесный: посередине разбита большая красочная клумба, вокруг неё скамейки кованые с урнами по бокам, нигде ни соринки, аккуратно всё так, ухоженно. И, надо же, как в тему, на пепельно-серых плитах, которыми вымощен двор, кем-то старательно выведено: "Доброе утро, любимая!". Подумаешь, три слова, написанных мелом, их вскоре стопчет детвора и размоют дожди, а сердце с ритма сбивают на раз. Улыбаюсь, наверное, до самых ушей, пока стою изваянием, забыв, как дышать. А потом пробегаю, ещё раз ошалевшим взглядом метровые буквы и за кустиком жасмина замечаю частично виднеющееся имя – Оксанка.
"Доброе утро, Оксанка, любимая!". Оксанка, не Кира.
И пока я подбираю челюсть от разочарования, остужая ладошкой горящие досадой щёки, с мягким щелчком открывается дверь. Антон. Мне не нужно оборачиваться, чтоб знать это наверняка, тело само подсказывает радостным волнением, будто игристое шампанское по венам потекло.
– Давно не спишь? – его голос хрипит и дымом сигаретным разит так, что не продохнуть.
– Только проснулась, – отзываюсь, пытаясь выровнять дыхание. Волнуюсь. Понимаю, что нелепо смущаться после того как всё уже случилось, но своими силами мне с неуверенностью не справиться. Сейчас бы невидимкой стать, спрятаться и в тоже время только и жду, чтоб Антон приголубил, заверил, что всё хорошо.