– Ребят, мне кажется я догадываюсь кто мог быть замешен в этом деле.
– Кто? – прожевывая корку хлеба, спросил Егор.
– Помните в тот день, Букин должен был с Киреевым и охраной перевести эти документы?
– Ну?
– Ну вот, на аэродроме не было ни его ни Киреева, да и черт знает, где его вообще носило тогда. Скорее всего он причастен к этому делу, хотя бы косвенно.
Осмотревшись вокруг, я спросил:
– Опа, а сейчас то он где?
– Так он же с нами не ест. Он при штабе харчуется.
– Хех, хорошо штабным живется смотрю, на боевые вылеты не надо, ни построений тебе, ни физзарядки, закопался в бумажках и торчишь сутками.
– А ты Мотька не завидуй, бей врага и собирай медали и все у тебя будет! – положив мне руку на плечо, улыбчиво ответил Егор.
– Так! Решил я к Богатырёву сегодня идти, и доложить ему о своих соображениях! – в полголоса, прошептал Миша.
– Будь осторожнее, чтоб тебя по возможности никто не видел, а то мало ли что. – так же в полголоса ответил я.
– Да все будет хорошо, не переживай!
Переживать конечно было за что. Зная, что враг где-то рядом, надо было придерживаться некой конфиденциальности. И мои переживания оказались не беспочвенными. Михаил так и не дошел до полковника Богатырёва. Его тело было найдено вечером того же дня возле взлетной полосы. По заключению полкового врача Кузнецова, смерть наступила в результате удушения тонким ремешком, с характерной фигурной пряжкой, которая отпечаталась на шее у Михаила с правой стороны. Несмотря на это, я начал раскручивать собственное частное расследование. Я лично опрашивал капитана Кузнецова, и тот поделился со мной своими соображениями по этому поводу. Тот сказал, что недавняя смерть майора Киреева была аналогичной. Единственное только у начальника НКВД были следы побоев и перелом нескольких ребер. А в случае с Михаилом, дела обстояли более чем без пыток. Я днями и ночами, у себя в комнате за закрытой дверью, составлял цепочку подозреваемых и методом дедукции, как учил знаменитый Шерлок Холмс, выявлял предполагаемого убийцу. В моей голове не укладывался тот факт, что в тот день в столовой, мы сидели вчетвером за одним столом, и в таком галдеже, кто-либо не мог что-либо услышать. Выходит, преступник среди нас? А кто? Егору я думаю это не надо, Столярчуку тем более. Да и они весь день были со мной рядом. Значит кто-то сидел сзади и подслушал наш разговор. «Но кто, мать его?» – произнес я тихим голосом, приминая докуренную папиросу к пепельнице, – и самый главный вопрос кому это выгодно больше всего? Надо прощупать Ивана на счет этого.
Утром следующего дня, я отправился в штаб на не принужденный разговор с Букиным. Иван сидел у себя за столом и тарабанил пальцами по печатной машинке, набивая очередные распоряжения и приказы полковника Богатырёва. Присев напротив него, я положил руку на его печатную машинку, остановив при этом его работу.
– Здравствуй Иван! Как дела? Что делаешь? -удивленно ответил он:
– Здорово, коли не шутишь! Вот сижу пшено перебираю, что не видно сразу?
– А как ж, видно! Ты мне скажи, ты что это вчера с нами в столовке ни ел, а?
– Потому что я не могу отойти от бумаг своих. Сам же знаешь, что шпион завелся где-то. Тут каждая бумага дорога. Поэтому я и питаюсь тут.
– Ну да! Верю! Ну ладно тогда, бывай! – поднявшись с места, я проследовал к выходу.
– А чего это ты, в следаки заделался? Помогаешь Салову? Тебе то какой резон от этого? – несколько трясущимся и в тоже время грубоватым голосом спросил Иван.
– Нет, это теперь мое личное дело! У меня друга убили, и я хочу знать, какая сука это сделала! И если узнаю, то самосуда не избежать!
– А-а-а, ну тогда удачи, гражданин следователь! – махнув рукой, сказал Иван, и как ни в чем не бывало, принялся дальше долбить пальцами по клавишам машинки.
Выходя из штаба, я так и не добился ничего путного от этого штабного секретаря, и закурив папироску, я решил опросить Варвару. Быть может она, что-нибудь слышала.
Искать ее пришлось долго. Найти удалось только к вечеру, когда она возвращалась с боевого вылета. Там же на аэродроме мы впервые друг с другом заговорили.
– Здравствуйте товарищ лейтенант! – подойдя к ней сзади, поприветствовал я.