— Девчонки… Какое сегодня число?
— Двадцать девятое марта.
— Через три дня у Ирки свадьба… Я пробыла здесь две недели?
— Если быть точным, то восемнадцать дней. И все это время вели себя крайне плохо.
— Я, наверное, исправлюсь. Простите, а мне можно поговорить с ним?
— Не сегодня, — покачала головой Ангелина. — Но я попрошу главврача, чтобы он пошел на уступки и, возможно, завтра вы сможете пообщаться.
— А если завтра его не будет? — не сводя глаз с Дениса, спросила я.
— Он будет. Каждый день приходит.
Нерешительно помахав ему рукой, я заметила слабую улыбку, осветившую красивое лицо. Так хотелось подойти к нему и узнать, почему он тогда убежал. Почему оставил меня одну? Но еще не время…
— Василиса, нам пора возвращаться в палату. Что-нибудь болит?
— Ребра и палец, — вздохнула я.
— А с пальцем что? — насторожилась Ангелина.
— Царевич отгрызть пытается, — улыбнулась я, поглаживая мелкого каннибала.
Надеюсь, с появлением двух Царевичей в моей жизни, она, наконец, станет лучше. А там посмотрим, что будет дальше…
Мужская версия происходящего. Денис…
— Как она?
— Вступила на первый этап реабилитации, — глядя через щелку в приоткрытой двери на Василису, ответила Ангелина Евгеньевна. — Сейчас ей как никогда понадобится поддержка близких.
— Об этом я позабочусь.
— Не сомневаюсь, но в нынешнем состоянии ей больше подойдет женское общество.
— "Женское общество" скорее вгонит её в еще большую депрессию.
— Может да, а может и нет… В любом случае, поговорить с ней Вы сможете только завтра.
— Почему не сегодня? Ведь главврач дал свое добро.
— Для встречи с Вами Василиса готова перешагнуть через свои страхи, а это многое значит. Так что, простите за прямоту, но я буду использовать Вас как меру воздействия на неё.
— Не слишком ли жестоко?
— Жестоко оставлять её в состоянии апатии, а все остальное — во благо.
— Скажите, у психологов есть сердце? — хмуро разглядывая молодую женщину, спросил я.
— Есть, но когда дело касается работы, оно уходит на второй план…
На следующий день, как и обещала Ангелина Евгеньевна, мне позволили поговорить с Васильком. Медленно поднимаясь на второй этаж, на котором и располагалась её палата, я перебирал в голове сотни слов, которыми можно было описать то смятение чувств, что не дают мне покоя. А ведь Васька обязательно захочет узнать, почему я сбежал. И что мне ответить? Раскрыть душу девушке, с которой нас связали такие странные обстоятельства, я пока просто не готов.
Уже на подходе к палате я услышал разговор на повышенных тонах, который явно не предназначался для чужих ушей.
— Мне не нужна твоя жалость! Мне вообще от тебя ничего не нужно! — кричала Василек. — Папа, пусть она уйдет отсюда!
— Василиса, Анастасия бросила все свои дела и приехала только ради тебя. Перестань хоть на мгновение думать только о себе и поблагодари её за это! — а этот голос, по всей видимости, принадлежал отцу Василька.
— За что я должна быть благодарна?! За то, что её стараниями я тебя почти не вижу?
— Благодаря её стараниям я не отдал тебя в школу для молодых леди, о чем сейчас очень сожалею. То, во что ты превратилась, вызывает лишь отвращение. Ты позоришь свою мать и меня, и я жалею, что не ты, а она, погибла в той катастрофе!
— Папа?.. — как-то безжизненно спросила Василек, но ответом ей были лишь тяжелые шаги.
Распахнув дверь, Геннадий Михайлович вышел в коридор и, окинув меня презрительным взглядом, пошел в сторону лестницы. Остановившись в пролете, он нарочито громко спросил:
— Любимая, ты идешь?
Что ответила Анастасия, я не расслышал, но из палаты она вышла с понурой головой и опущенными плечами. Проводив взглядом эту странную парочку, я лишь тяжело вздохнул, вспомнив свою собственную семью, если её вообще можно так назвать. Мои родители тоже не отличались особой любовью к своим чадам. Да что говорить про детей, если они даже между собой постоянно цапались.
От размышлений о прошлом, меня оторвал всхлип Василька и её тихий голос:
— Снова бросили… снова одна…
Плотно прикрыв за собой двери, я подошел к койке, на которой калачиком свернулась моя девочка, и опустился на колени.
— Василек? Посмотри на меня, милая, — девочка молчала, отчаянно сжимая край простыни и вздрагивая всем телом. — Василиса…