Ника медленно встала, изо всех сил стараясь выглядеть невозмутимой и отстраненной. Судя по Костиному равнодушному виду, он явно ее не узнал. Вежливая улыбка изогнула его губы, когда он протянул Нике руку для приветствия.
Надеясь на то, что ладони не слишком вспотели, Вероника ответила на рукопожатие.
– Приятно познакомиться, Константин Александрович. Надеюсь, вам понравится у нас, по всем вопросам рекламы, продвижения, связей с общественностью добро пожаловать в наш департамент. Поможем, чем можем, – голос не дрогнул, когда Ника заговорила, хотя внутри нее все дрожало от соприкосновения их рук. Кожу ладони жгло словно огнем. Ника заставила себя, не спеша, разорвать рукопожатие и спокойно опустить руку. Еще больше сил ей понадобилось, чтобы не начать поглаживать горящую плоть.
– Взаимно, Вероника Сергеевна. Пока вопросов нет, но уверен вскоре возникнут. Пока я только вхожу в курс дел.
Внезапно у генерального зазвонил телефон.
– Да, – ответил на звонок Степан Николаевич. – Что? То есть как будет у нас через десять минут? Наташа, о таком надо предупреждать раньше, – шеф сбросил звонок и, убрав мобильный в карман, перевел взгляд на Нику. – Прошу прощения, через десять минут у меня встреча с представителем администрации города, я вынужден оставить вас. Константин Александрович, зайдите ко мне попозже, – с этими словами генеральный вышел из кабинета.
Ника перевела взгляд на Костю, только в этот раз его глаза не были столь невозмутимо безучастными, а на губах застыла отнюдь не равнодушная вежливая улыбка. Ника вся внутренне подобралась, мурашки побежали вдоль позвоночника, словно что-то должно было вот-вот произойти. Появилось предчувствие чего-то неясного и тревожного. Но уже через секунду Ника почувствовала, как недавно утихшая паника вновь начала подниматься у нее в груди, когда в кабинете раздался хрипловатый голос Кости:
– Ну, привет, маленькая.
Глава 4
Кривоватая улыбка изогнула такие знакомые губы, заставляя сердце Ники забиться с удвоенной силой. Только отличный самоконтроль и железная сила воли заставила ее не изменить приветливо-отстраненного выражения на лице.
– Привет, Костя.
– Давно не виделись, сколько прошло, лет десять?
– Что-то около того, смотрю ты ушел с военной службы на гражданскую? – стараясь казаться равнодушной, спросила Ника.
– Лет семь назад, позвали в строительную фирму, я и пошел – там перспектив было больше. А ты вроде на журналистку училась? – весело поинтересовался Костя, подходя ближе к столу Ники и усаживаясь на стул. Он откинулся на спинку, закинул ногу на ногу и совершенно по-свойски расстегнул пуговицы на пиджаке, Костя вел себя так, словно после их последней встречи прошли недели, а не года. Но он всегда был таким, веселым балогуром, которого, казалось, не волновало ничего, только узнав его получше Ника поняла, сколько боли и сомнений крылось под этой вечной маской самоуверенности.
– Связи с общественностью, – откинувшись на спинку стула, спокойно ответила Вероника.
– Да, да, – рассеянно ответил Костя, рассматривая кабинет. – Как жизнь молодая? Что нового?
Ника саркастично приподняла бровь, словно сомневаясь в разумности вопроса. Что нового за почти одиннадцать лет – странный вопрос, хотя, возможно, это просто была дань вежливости. Обычный вопрос для людей, которые когда-то знали друг друга.
– Жизнь хорошо. Работаю, ращу детей. Как сам? Как отец, Сева?
Костя, казалось, на мгновение весь напрягся, а потом, едва заметно передернув плечами, вновь вернул себе совершенно невозмутимый вид. Если бы Ника не наблюдала за ним столь пристально, то и не заметила бы ничего.
– Отец в порядке, – раздался спокойный голос Кости. – А Сева умер три года назад. Пил слишком много, цироз… спасать было слишком поздно.
В комнате повисло молчание, Ника вспомнила Севу. Он всегда смеялся, шутил, любил приударить за женщинами и был ей другом, пусть не самым лучшим, но достаточно близким. Старший сын, разочаровавший отца… денег у него никогда не было, зачастую даже на еду. Ника помнила, как покупала и возила ему сосиски с макаронами, купленные на ее стипендию, чтобы Сева мог пару дней до зарплаты дотянуть. Помнила горькую иронию, с которой Сева всегда говорил про семью, про отношение к нему отца, всегда называя себя паршивой овцой. Единственным, кого он любил беззаветно, кем гордился и всегда был готов поддержать, оставался Костя. Словно привычка из детства, когда он защищал младшего брата от пьяной матери, а потом и жестокой мачехи. И вот его нет… Ника с ним тоже перестала тогда общаться, обрубив все связи, и сейчас чувствовала привкус горечи и сожаления. Могла ли и тут она что-то изменить.