Ценил ли это Костя? Тогда точно нет. Ему просто нравилось то, как она его любила. Он купался и тонул в ее обожании. Лишенный малейшего проявления любви на протяжении всей его жизни, Костя, словно засыхающий цветок, возвращался к жизни от бескорыстного потока чувств, который проливала на его иссушенную душу Ника. И главное она никогда ничего не требовала от него взамен. Ни клятв, ни заверений, ни откровенности, ни постоянства. Словно ее все устраивало, или так Косте казалось тогда. Но она никогда не упрекала его, ничего не просила, ни на чем не настаивала, только сверкала от счастья, когда он появлялся в ее жизни. Испытывал ли Костя стыд от того, что использовал влюбленную в него Нику? Где-то глубоко в душе, но он постоянно глушил в себе малейшее желание изменить что-то в себе и в своем поведении, в их отношениях с Никой.
Хотя порой, находясь в состоянии сильного алкогольного опьянения, Костя чувствовал, как из него буквально перло желание привязать к себе Нику еще сильнее, впечатать ее в себя, привязать так, чтобы она не ушла от него никогда, не отодвинулась и на миллиметр. Была с ним, около него, в нем… В такие минуты он шептал ей заполошно, что они будут жить вместе, что она его счастье, единственное, случайное, неожиданное и оттого еще более бесценное. Но потом наступало утро, и в голове вспыхивал образ матери, которая с легкостью бросала их с братом умирать от голода ради бутылки и пьяных дружков, мачехи, размахивающей ремнем с тяжелой металлической пряжкой, и его первой девушки, которая скакала на члене его лучшего друга.
И в эту секунду сердце словно покрывала корка такого привычного льда, цинизм глушил все светлые чувства, и Костя вновь лишь усмехался и твердил: «Маленькая, ты же понимаешь, что я вчера это не серьезно, ты же меня знаешь, да?». А Ника лишь улыбалась в ответ, с таким непоколебимым пониманием во взгляде… Лишь пару лет спустя, умирающий Сева рассказал ему, что Ника все знала об их жизни, о матери, мачехе, Светке-суке и действительно все понимала. Но тогда, одиннадцать лет назад, Костя лишь убеждал себя в том, что Веронику все устраивало и она была согласна жить по его правилам: периодические встречи, недели проведенные вместе, вырванные у жизни ночи, наполненные срывающим все запреты сексом.
Черт… член в штанах ожил, радостно наливаясь силой, пока Костя в янтарных бликах коньяка словно воочию видел два сплетенных тела на его огромной кровати. Никаких запретов, абсолютная вседозволенность, нежность и ласка, боль и сила, ее ногти, раздирающие в кровь его спину, и пальцы Кости, с такой силой впивающиеся в тело Ники, что оставляли на бархатной коже черные синяки. Им все нравилось: медленный секс, длящийся часами, и безудержный дикий трах на пятнадцать минут. Ни с одной шлюхой, насколько бы дорогой и опытной она не была, Костя не испытывал и сотой доли того удовольствия, что познал когда-то в объятиях вчерашней девственницы.
Твою мать, лучше ему было об этом не думать на ночь глядя, а то с таким стояком шансов заснуть у Кости просто не оставалось.
Мужчина потянулся в кресле, залпом опустошил бокал и поднялся на ноги. Подойдя к окну, он посмотрел на ночной город, глубоко втянув в себя воздух, Костя постарался отбросить мысли о Нике подальше, пряча их туда, где они покоились одиннадцать лет. Он и сейчас был не готов анализировать произошедшее тогда, ни свои чувства, ни свои поступки или решения. Особенно то, что он испытал, когда его сообщения перестали доходить до Ники, а сама она исчезла не только из его, Костиной, жизни, но и из жизней всех их общих друзей и знакомых…
Костя резко тряхнул головой, он ненавидел анализировать свои чувства, обдумывать поступки и их последствия. Никогда этого не делал и теперь не собирался. У него и без этого хватало поводов для размышлений. Новая работа, любимая дочка, жена…