Нина Анатольевна подошла к ней и погладила по голове, утешая.
– Не грусти, милая, все образуется. Мужика бы тебе, только не такого, как ты себе обычно выбираешь, а нормального, сильного, самодостаточного, чтобы ты рядом с ним себя женщиной почувствовала, хрупкой, слабой, оберегаемой и лелеемой.
– Был у меня такой, и куда это привело, вы же итак все знаете. Пусть мы тогда и не так тесно общались, но вы же все видели, да и Даша рассказывала. Не хочу больше такого. Отдать всю себя на милость кого-то, чтобы он всей моей жизнью распоряжался... Не могу... не хочу, – качая головой, произнесла решительно Ника.
– Глупая ты, молодая еще. Но, знаешь, когда подходящий мужик появится, он и спрашивать тебя не будет, – со смешком произнесла пожилая женщина. – Возьмет, что захочет, и вопросов задавать не будет. Кушай, детка.
Ника вздохнула и принялась за еду. Хватит с нее мужчин, решительных и не очень, бесхребетных и властных, к черту все. У нее есть Яна и Слава, больше и не надо никого. Столько раз ошибившись, Ника боялась новых привязанностей. Может в ней было что-то не так, не хватало чего-то или наоборот было слишком много, но не складывались отношения ни с кем. Не загоралось в душе огня, совершенно, лишь какие-то искорки, которые, померцав, тухли – как бенгальские огни, горят ярко, но быстро сгорают, оставляя после себя лишь противный запах и пепел, покрывающий руки. Лишь однажды она любила. Любила так, что дышать было больно, до одури, до сумасшествия, не жалея, не размышляя, не просчитывая… Просто горела в огне, настолько сильном, что он оставил от нее лишь жалкие пару угольков, которые еле-еле тлели. И если бы не Слава, то Ника сдалась бы, потухнув окончательно.
Но именно маленький сверток, который она прижимала к груди, дай ей силы выжить. Пусть родители и помогли финансово, когда Ника взяла академический отпуск в институте на год, но было видно, что они с трудом терпели дома дочь, которая явно их разочаровала, и ее кроху сына.
О родителях думать не хотелось, кроме горечи от предательства самых, казалось бы, близких людей ничего это не приносило. Созванивались они редко, встречались и того реже, потому зря бередить душу было глупо. В последние годы матерью для Ники фактически стала Нина Анатольевна, помогая, поддерживая и даря все то тепло, которое должны были бы давать родители.
Закончив ужинать, Ника пошла к детям, которые во что-то увлеченно играли в детской. Прислонившись к дверному проему, она разглядывала две светловолосые головки, склонившиеся над домиком для кукол. Слава, стараясь говорить тоненьким голоском, переставлял с места на место какую-то очередную Барби, а Яна, заливаясь смехом, прятала от брата зверушек.
Ника улыбнулась и поспешила к детям – вот он ее смысл жизни. То ради чего она шла вперед, делая все возможное, чтобы у ее малышей было все только самое лучшее. А мужчины, любовь… что ж без этого тоже можно быть счастливой.
Решив что-то для себя, Ника опустилась на ковер, схватила игрушку волка и, зарычав, присоединилась к игре.
А заботы… что ж они могли подождать – главное в этой жизни сейчас, хохоча, прятало «козляток» от большого и серого волка.
Глава 2
Субботнее утро Ники началось вполне ожидаемо, ей на живот внезапно упал некто юркий, изворотливый и к несчастью для Ники уже почти двадцатикилограммовый. Неожиданный ранний будильник запыхтел в ухо матери и зашептал:
– Мамочка, вставай, солнышко же уже давно встало, пора поздравлять Славу, – для большего эффекта, Яна принялась подталкивать Нику ручками, а затем и ножками, лишь бы та поднялась с кровати.
– Тише, егоза, дай хоть глаза открою, – застонала Ника, бросив взгляд из-под полуоткрытых век на часы. Семь двадцать… в субботу… Спать хотелось ужасно, но, судя по всему, это была несбыточная мечта. – Я просыпаюсь, дай минутку.
– Ни чучуточки, мамочка, мы должны успеть, пока Слава спит, – подпрыгивала на простынях неугомонная Яна.
Обреченно вздохнув, Ника села и свесила ноги на пол, пытаясь босой ступней найти тапок, улетевший под кровать.