Мечты о праздничном чаепитии в кругу коллег были тотчас забыты. Радостные, мы вернулись в свои кабинеты и стали переобуваться, чтобы быстрее покинуть свои рабочие места, но в этот момент на пороге появился Анатолий Юрьевич.
– Куда это вы собрались? – недовольным голосом произнёс Макаров, оглядывая нас с ног до головы.
– Домой, – спокойным голосом ответила за всех Юля, продолжая застёгивать сапоги. – Вадим Владимирович только что отпустил всех женщин Корпорации. Вы же слышали?
– А работать кто будет? – пресекая наш энтузиазм, произнёс Макаров. – У меня четыре сотрудника в разъездах, и если ещё и вы вдобавок уйдёте, кто же в отделе останется?
– Но Вадим Владимирович объявил на совещании, что все женщины могут идти домой! – продолжала спорить с начальником Юля.
– Вадим Владимирович может говорить всё, что угодно! Но именно я являюсь вашим непосредственным начальником! И я приказываю вам остаться и продолжать работать до тех пор, пока я не отпущу вас, – заявил Макаров без тени улыбки на лице. – А если у кого-то из вас нет документов, которые необходимо срочно исполнить, то пусть этот человек зайдёт ко мне, и я дам ему такой документ, – заключил начальник, после чего вышел из нашего кабинета.
Да, теперь настроение было испорчено окончательно. Нехотя мы с Юлькой стали стягивать с себя сапоги и снова переобуваться в туфли.
Совершенно не было никакого желания работать, но пришлось снова открывать папку с документами и начинать печатать, чтобы не вызвать ещё большего гнева начальства.
И так мы просидели до позднего вечера. Мужчины, встречавшие нас в коридоре, делали недоумённые глаза и интересовались, почему мы не ушли домой, как сказал Генеральный директор. И обречёнными голосами мы отвечали, что у нас слишком много работы, и поэтому нам приходится задерживаться. И лишь в седьмом часу вечера, когда наши боевые товарищи по отделу начали возвращаться на свои рабочие места, Макаров разрешил нам уйти домой, правда, предложив немного отметить праздник. Но время и так было поздним, поэтому никто не стал задерживаться.
А когда я, усталая после длинного рабочего дня, вернулась домой, дочь прямо с порога спросила меня:
– Мама, а что тебе подарили на работе?
– Лучше не спрашивай, – недовольным голосом ответила я. – А то я снова расстроюсь.
– Ну, покажи! – продолжала настаивать дочь, и мне пришлось достать из сумки то безобразие, которое сегодня днём подарили мне коллеги.
И пока дочь с удивлением рассматривала зеркальце, из своей комнаты вышла свекровь, которой было уже под восемьдесят и у которой уже начали проявляться признаки старческого слабоумия.
– Какая хорошая вещь! – завистливо произнесла она. – Наверное, дорогая?
– Если Вам нравится, то забирайте это зеркальце себе, – тут же предложила я свекрови, обрадовавшись возможности избавиться от ненужного подарка.
– И тебе не жалко? – обрадованно произнесла свекровь, мгновенно потянувшись руками к неожиданному подарку.
– Нет! Оно не в моём вкусе. Забирайте себе!
И свекровь жадно схватила зеркальце и снова скрылась в своей комнате.
А я облегчённо вздохнула. С глаз долой, из сердца вон! Надеюсь, что сумею позабыть об этом ужасном подарке так же быстро, как мне удалось избавиться от него.
Глава 24
о том, что спешка хороша не только при ловле блох, но и во время пользования банкоматом
Мы сидели и тихо работали в своих кабинетах, как вдруг наш коридор огласился громким голосом Миши Миронова, который так сильно чем-то возмущался, что пришлось прервать свою работу.
Я вышла в коридор и увидела там небольшое собрание сотрудников Корпорации как нашего, так и соседних отделов. Оратором на этом собрании выступал Михаил, которого так переполняли эмоции, что он даже не мог складно объяснить, в чём же дело, и вёл своё повествование сбивчиво и сумбурно, подкрепляя каждую свою фразу бурными жестами.
– Это что же за безобразие творится! – возмущался Миша в кругу своих слушателей. – Бедного человека без зарплаты оставили! Как мне теперь целый месяц жить? Что я жене скажу? И главное, я не пойму, почему нельзя прямо сегодня решить эту проблему? Я даже сам вызвался им помочь! Говорил, что готов с отвёрткой вскрыть этот чёртов аппарат, но меня никто не хотел слушать! Что же мне теперь делать?
Несмотря на ту эмоциональность, которую Миронов вкладывал в свои слова, ничего существенного он не сообщил, и потому я не могла уяснить для себя суть проблемы, которая возникла перед Михаилом, и, соответственно, ничем не могла ему помочь. Поэтому я обратилась к Алексею Веникову, стоявшему тут же, и тихим голосом попросила его объяснить мне, что же стряслось с нашим товарищем. И Алексей, сделав шаг в сторону, поведал мне следующее: