– Мы писали.
– Потом перестали, – ударила в лицо правдой.
– Да уж.
– Я не понимаю, почему ты перестраиваешь разговор. Я же заслуживаю знать правду. Более того, ты сам знаешь, что так будет справедливее.
Лия на мгновение представила перед собой тот поцелуй, но быстро отмахнулась от грез. Она столько ждала новостей от Розы, час, должно быть, уже настал.
Она подходит ближе к Марку, глаза открываются шире, мир раскрывается ярче. Кажется, с такими карими глазами не справится даже холодный океан, вырывающийся из Лии.
– Я знаю, что заслуживаешь, – признается он. Марк делает шаг к Лие. Теперь только пылинки отделяли их друг от друга. – Я рассказал бы, но Роза не хочет.
– Так с ней все в порядке? – радуется Лия, но тут же мрачнеет.
– Да.
– Но почему ты вернулся сюда?
– Захотел.
– Говори, что с ней, – Лия вымаливает каждое слово.
Ей было так любопытно в чем причина. Запуталась в пучине собственного незнания.
– Да приедет она, не парься. Совсем скоро.
– Зачем ты тогда водишь меня за нос.
– Не за нос, а за руку. – Он хватает ее руку и ведет за собой. – Пошли на свидание.
– Что? Что творишь? Нет. Никакого свидания без ответов.
– Это был не вопрос. Если я хочу, то так и будет.
Лия снова злится. Ее раздражает уверенность Марка. Его довольная улыбка и сверкающие глаза. В глубине души она знает, что легко согласится со всем, что скажет Марк. Ее сердце подвластно только ему. Такая власть над чувствами удивительна, но в то же время страшна.
Марк заворачивает за углы и толкает Лию в темное помещение. Это как повтор истории. Лия не понимает снова. Тогда ее рука переходит к другой, совершенно незнакомой руке. Лия вскрикивает, и свет загорается.
– Так и было рассчитано. Как только она крикнет, свет загорится. – Улыбается красноволосая Роза.
Лия не помнит себя от счастья и удивления. Вот Кравцы, а? Лишь бы ошеломить появлением и оставить след в книге рекордов Гиннеса.
– Ты? Как? – Лия теряет дар речи.
– Да, это я, – Роза говорит своим обычным голосом.
Она была одета в темно-синее платье, длиной чуть выше колен. Красные короткие волосы блестели от света фонарей. В глазах также неизменно взрывались разноцветные фейерверки каждые пять секунд. Губы накрашены в ярко-красную помаду. Только немного похудела. Кажется, все ее существо светится счастьем. Ничто не помешает радости.
– Слишком неожиданно, если что. – Марк будто не знал плана Розы.
– Стоп, пусть говорит Роза. Вы и так внезапно появились оба. Теперь по порядку.
– Ладно, ладно. Я уехала в Израиль. Это ты знаешь. Мы с тобой переписывались, и скажу честно, это самые длинные письма в моей жизни. Я пыталась писать тебе, как можно больше. Поверь, у меня получалось. Затем мне просто надоело…
– Что ты врешь, дура? – возмутился Марк.
Роза похоже научилась не удивляться выкрикам Марка. Очень заметно. Она даже бровью не повела, а только цокнула.
– Я расскажу вместо Розы. – Грозно посмотрел на сестру. – Короче, вы переписывались очень долго и вроде мило. Да, не скрою, я прочитывал письма, чтобы отправить.
Лия и Роза удивленно переглянулись. Посмотрели на Марка, а он сделал вид, что ничего обычного в этом нет.
– Да фигня все с переписками. Лия, главное, что ты спрашивала. Роза перестала тебе писать, потому что у нее… – Марк посмотрел на сестру. Она выглядит так взросло, что нельзя было ее назвать сестренкой. Такие глаза, переполненные самостоятельными мыслями и серьезными мечтами. Роза не ловила его спрашивающего разрешения взгляда. В первый раз она, молча и виновато, смотрит в пол. Словно болезнь заставила ее повзрослеть. – Потому что у нее не хватало для этого сил.
– Не хватало сил? – будто не расслышала, переспросила Лия.
Она хотела удостовериться в реальности сказанного. Роза и упадок сил? Лия пытается поверить во всю серьезность.
– Да не хватало сил, – Роза произнесла это, словно регулировала громкость на пульте от телевизора. От тихих слов брата к своим громким. – Это все дебильная болезнь. Она выбирает наугад жертву, просто от нечего делать, забирается в тело, уничтожает все живое, а когда она насытится этим, ей захочется убивать что-то более ценное. Душу, например.
Она говорит, все еще смотря вниз, словно стыдясь болезни. Стыдясь прошедшего года. Стыдясь того, что была не способна написать даже письмо. Фейерверки в глазах исчезли, осталось что-то неживое, отравляющее пространство вокруг.
– Эти уродские терапии, постоянные накачивания меня просто выбешивали. Тупые глупые стены. Ровно четыре стены. Это было так смешно с одной стороны. – Она немного рассмеялась, но затем по-взрослому продолжила. – Ты мне писала о школе, тренировках, родителях, да даже о погоде. Я ничего не чувствовала. Только думала о том, как здорово тебе живется. Прости, это странно. Дурацкие терапии все из меня высосали. Я стала совсем другой. Я подумала, что тебе не нужен такой собеседник. Я пробовала написать тебе, но всего лишь выкидывала очередную бумажку в урну. Честно, я брала в руку ручку и не могла написать что-то кроме глупого «привет». Даже немного завидовала твоей жизни.