Воспользовавшись передышкой, матросики тут же повалились на обочину. Они до того устали, что к дороге, внезапно пересекшей путь, интереса практически не проявили. Что и говорить, солдатики из них получились аховые. И не будь рядом внима I тельных глаз и ушей диверсантов, сто пятьдесят раз они бы уже погибли, подвергшись нападению свисающих с ветвей змей или угодив в веревочный капкан ацтеков. Зато Макс к дороге проявил самое живое любопытство. — Вот так, братцы мои милые! Шоссе!.. То самое, о котором рассказывал Дювуа. — Присев на корточки, лейтенант потрогал твердую разогретую поверхность. — Ровнехонькая. Как они ее, интересно, раскатывали? Неужели и правда катком? — После тех торпед я не удивлюсь ухе ни катку, ни даже танку. — Ну, до танка они, положим, еще не доросли. — Дай-то Бог!.. — Ага! Вон там, судя по всему, и дорожный указатель. Лейтенант поднялся и прошел вперед. Каменная, метров в шесть или семь высоты, плита стояла на небольшой платформе у самой дороги. Стела. Одна из тысяч, которые, по словам Дювуа, так обожали ставить везде и всюду древние американцы. И ольмеки, и майя, и люди Теотиуакана, и ацтеки. Лик обошел стелу кругом, Макс скользнул глазами по рисункам, украшающим плиту. — Зверьки какие-то, птицы… Что бы это, интересно, значило? Солдат пожал плечами. — Если нас интересует Мехико, то так и так двигать надо туда… Он махнул рукой. — Все дороги ведут в Рим, а здешний Рим — это, конечно, Теночтитлан. — Значит, так пехом и попрем по шоссе? — В голосе Штольца прозвучало сомнение. Его можно было понять. Никогда раньше они не двигались цивилизованными тропами, предпочитая пути более скрытные и заповедные. Диверсант — это прежде всего разведчик. Добраться до цели; можно, лишь в I совершенстве владея искусством мимикрии, сливаясь с природой и сторонясь заведомо легкого. Здесь на дороге их могли вычислить в два счета, а обнаружить себя — значит проиграть неначавшееся сражение. — А что нам остается делать? Гнать этих парней по камням и зарослям? Лучше пристрели их сразу. Еще неделя пути — и всем им конец. Или как Го-меса… Лик не договорил, но Макс со Штольцем поняли. Гомес стал очередной жертвой этих мест. Он уснул прямо на дереве и не услышал, как к нему подползла змея. Гигантская анаконда сломала ему шею. Гомес слетел с дерева, перебудив лагерь. Натянув инфракрасные очки, Штольц уложил ночную рептилию двумя точными выстрелами. А на следующий день они сварили из мяса змеи довольно сносную похлебку. Голову анаконды, размерами ничуть не уступающую человеческой, Штольц насадил на пику, воткнув в могильный холмик. Гомес остался в земле и единственным преимуществом несчастного матроса бьшо то, что все его мытарства наконец-то прекратились. Он был неплохим парнем, этот Гомес. Пуэрто уверял, что душа умершего уже витает в раю. Возможно, так оно и было. — Хорошо… — Макс нахмурился. Снова следовало принимать нелегкое решение. По-своему прав был Штольц, но трудно было возразить и Лику. Здешние джунгли представляли для них чересчур сложное испытание. Стоило ли ломать ноги, если поблизости пролегало шоссе? Возможно, они и доберутся до столицы ацтеков, но в каком виде и какой численности?.. — Пойдем дорогой, — решил он. — Но придется менять режим. Дорога — это дорога, и потому двигаться будем ночью. Лик кивнул, Штольц сдержанно пожал плечами. Спорить с лейтенантом он не собирался. 12 Зак. ь 389 Проще простого — перевести биологические часы, когда люди вконец измотаны. Они готовы спать всегда и везде, не слишком реагируя на внешние обстоятельства. Макс знавал случаи, когда люди засыпали под массированным артобстрелом. Поэтому ломать режим следовало прямо сейчас. Усталость сослужит полезную службу, и до наступления темного времени суток они преотлично выспятся. Так уж устроен человек, что естество ею постоянно рыскает во все стороны в поисках оптимального варианта выживания. Вот и пусть цепляется за предложенное: днем глубокий сон, ночью — длительный переход. Если дорога не выкинет никакого фокуса, то где-нибудь через недельку они, глядишь, и доберутся до столицы ацтеков.
Рокот заставил их вскинуть оружие и насторожиться о Быстрым взглядом Макс окинул окрестности. Что? Откуда?.. Держа перед собой мушкет, Доминго попятился в заросли. — По-моему, это сзади. — Лик кивнул за спину. — И тоже по дороге. Некоторое время Макс стоял прислушиваясь. — Вроде удаляется, а?.. — предположил он. Штольц сосредоточенно кивнул: — Словно бульдозер под окнами… И комендор, и боцман были бледны. Ничего подобного они никогда не слышали. Одно дело — грохот и рев стихии, и совсем другое, когда вот так — без видимой причины, издалека… — Выше нос, голуби! — Макс попытался их ободрить. — Мало ли что там прокатилось! Бывает… Они продолжили движение и уже через пару минут увидели ферму. Несколько одноэтажных до мишек в окружении загонов для скота, с пашнями в два или три гектара. Словом, этакое ранчо. Со значением взглянув на Лика, лейтенант кивнул ему на южный край маленького поселения, Штольцу указал на северный. — Переночуем и отдохнем, — внес он предложение. — А заодно с хозяевами потолкуем. Про жизнь, про самое разное. Пора уже знакомиться с местными аборигенами. — Уже знакомы, по-моему, — пробормотал Штольц. — Это по-твоему!.. — Что-то я там никого не вижу, — усомнился Доминго. Он был моложе Пуэрто и, как всякий моряк, отличался завидной зоркостью. Макс поднес к глазам бинокль, оглядел окрестности фермы. Действительно пусто. Он опустил бинокль. — Тем более стоит зайти. Соблюдая меры предосторожности, с оружием наперевес они приблизились к домишкам с разных сторон. Навстречу им из зарослей кукурузы вынырнул Лик. — Пусто, лейтенант. И в сарае, и в загонах. — Странно… Штольц уже выходил из жилого дома. — Все прибрано, пыли нет и людей тоже. Они смылись, Макс. Что-то или кто-то их вспугнул. И, по всей видимости, совсем недавно. — Уж не мы ли? — Макс нахмурился. — Навряд ли… Может, бульдозеры? — Возможно. — Так или иначе, но там полно жратвы. Маисовая похлебка, початки кукурузы, молоко… — Молоко? — Точно! Я уже и в хлев заглянул. Должны же они были кого-то доить. Но и там пусто. — Значит, угнали с собой. — Думаю, если пошарить по близлежащим склонам, наверняка когонибудь из них обнаружим. — Может, да, а может, и нет. А уж времени точно вагон потеряем. Лейтенант спрятал пистолет в кобуру, кивнул морякам: — Давай, ребята, устраивайтесь. Хоть сутки поживем по-человечески. — Между прочим, там в углу резиновые чушки. Что-то вроде каучука. И на столе резиновые катыши. Похоже, Гершвин наладил у них не только производство торпед, но и жвачки. — Вот и пожуем… — Кстати, что делают с кукурузой? Ее варят? — Варят, Штольц. Пора бы тебе это знать. Или забыл кавказскую операцию? — Так он не варил — только ел!.. — Ничего, сегодня он восполнит этот пробел… Так вот, дорогой Штольц, кукурузу зачищают от листьев, бросают в котел и запасаются терпением. Зрелые початки варятся чертовски долго.