Это было ужасное приглашение. Но это единственное, что у меня было. Я кивнула в знак согласия, и Зедди открыл дверь моей машины. Затем я заметила движение на крыльце пансиона. Там стояла маленькая девочка. По крайней мере, я подумала, что это маленькая девочка. Все, что я могла разглядеть – кто-то в очках, с копной светлых кудряшек и тонкими стройными ножками, выбежал из дверного проема и вернулся обратно в дом.
Я повернулась к Зедди.
– Так... ты помнишь, как туда добраться? – спросил он. – Просто держись по левой стороне на Старом шоссе и...
– Зедди, они живут в пансионе?
Он отвернулся.
– Нет.
– Зедди!
– Им разрешили жить в пансионе, – сказал он.
– Но ты не хотел упоминать об этом?
Он пожал плечами.
– Не моя информация, чтобы ей делиться.
Я спустилась по подъездной дорожке к маленькому пансиону, океанский бриз стал сильнее, подталкивая меня вперед.
– На твоем месте я бы не стал этого делать! – крикнул Зедди. – ВЕРНИСЬ! Пятидолларовые устрицы. И пиво.
Я продолжила двигаться, сделав два шага вперед и нажав в дверной звонок.
– Я угощаю! – сказал он.
Она открыла дверь. Босиком, в платье как у детской куклы (люди все еще носили такие?). С балетной тапочкой в одной руке и банкой арахисового масла в другой. И у нее были бигуди в волосах. По крайней мере, они были похожи на бигуди, пока я не поняла, что это липкие куски из арахисового масла.
Она осмотрела меня сверху донизу и закатила глаза.
– Ну, конечно! – сказала она.
Первые слова, сказанные моей сестрой, за последние пять лет.
Глава 14
Я сидела за кухонным столом, моя сестра стояла над раковиной, вымывая арахисовое масло из своих волос. Украдкой, чтобы сестра ничего не заметила, я осматривалась. Пансион больше походил на гостевой коттедж: гостиная с чердаком над ней, небольшая кухня, одна спальня в задней части дома. Моя сестра украсила его (если можно использовать это слово) яркими коврами и диванами, большими стульями, фотографиями моей милой племянницы, развешанными буквально повсюду. Ни одного пустого квадратного фута. Что делало дом еще меньше.
– Через пять минут я уезжаю на работу, так что тебе лучше поторопиться, – сказала она.
Я посмотрела на нее. Она по-прежнему дергала волосы.
– Кому ты продала дом?
– Одной знаменитости и ее мужу. Не имеет значения. Они здесь типа... навсегда.
– Для них этого достаточно, чтобы быть придурками,– сказала я.
– Ну, я так не считаю.
Она продолжала тянуть за волосы, вся кухня пропахла арахисовым маслом.
– Что ты делаешь? – спросила я.
– Тебя беспокоит запах? – Она указала на входную дверь. – Потому что ты вольна уйти.
– Я просто спрашиваю.
– Что ж, Сэмми думает, что когда я сплю, то мне нравится, что мои волосы измазывают арахисовым маслом. И я совершила ошибку, вздремнув, так как сегодня иду в вечернюю смену. Так что, в настоящее время я нахожусь в процессе вытаскивания масла из шевелюры и стараюсь не прибить девчонку!
Она сказала последнюю часть очень громко, и я заметила движение на чердаке. Сэмми.
Саманта. Ее дочь. Моя племянница. Я откладывала тысячу долларов в фонд целевого образования на каждый ее день рождения. Я не видела ее, так как ей было всего два месяца, когда я уехала. Мое сердце начало учащенно биться. И, честно говоря, от мысли, что у меня в голове возникали такие идеи: «Могу ли я получить эти шесть штук назад, если я пообещаю вернуть их позже? Этого хватило бы на месяц для дерьмовой субаренды в Нью-Йорке. Этого было бы достаточно, пока я снова не встану на ноги».
– Мы можем пропустить формальности, я знаю, почему ты здесь. Я сказала Томасу: «Она определенно сюда заявится», а он сказал, что этого никогда не будет. Но я знала.
Я знала, что она меня разводит, рассказывая про Томаса. Имя кого-то, кого я должна была знать. Но нет. Вместо того чтобы взять и заглотнуть приманку, я обыскала взглядом ее палец на наличие обручального кольца. Пусто.
– Слушай, мне нужно работать, – сказала сестра. – Итак, если бы мы могли прояснить, что тебе нужно, я бы хотела ускорить твое недолгое пребывание здесь. И если ты ищешь деньги...
– Я не... – сказала я. – Мне просто нужно несколько дней, чтобы спрятаться.
– Забудь об этом, – засмеялась она. Она действительно смеялась.
– Рэйн...– сказала я.
Правильно, давайте остановимся, чтобы оценить имя моей сестры – «Дождь». Солнце и дождь (прим.: имя главной героини в переводе с англ. означает «солнце», а ее сестры – «дождь»). Мой отец был музыкантом (и, возможно, общался с высшим разумом во время нашего рождения). Он заключил сделку с Богом, что, если он назовет нас таким образом – его искусство будет защищено.
– Я хочу быть предельно честна с тобой, – сказала моя сестра. – У меня нет никакого желания помогать тебе.
– Мне больше некуда пойти.
– Тебе больше некуда пойти? Почему бы тебе не попробовать Джорджию? Или откуда ты там?
Я отвела взгляд, не желая еще больше злиться на нее. Она обвиняла меня в том, что я оставила ее здесь с нашим отцом. Она обвиняла меня в том, что я оставила Монток. Не лучший момент напоминать ей, что она была той, кто решил остаться. Казалось, что для этого был не очень подходящий момент.
– Или еще идея: тусуйся в своем великолепном манхэттенском лофте. Заказывай еду, пока все не успокоится.
– Я не могу.
– Почему нет?
– Дэнни продал квартиру сразу после того, как все произошло...
– Это... когда он узнал, что ты спишь с кем-то еще? – Она покачала головой, немного, рассмеявшись. – Он продал лофт без твоего ведома? Ну, не очень приятная вещь. Но я не могу сказать, что ты этого не заслужила.
Она взяла в руки телефон и начала писать. Я надеялась, что это не полиция. Я не могла справиться с еще одним штрафом в пятьсот долларов.
– Я не особо напрягаюсь, что ты виновна в плагиате в крупном масштабе. Или что ты обманула тысячи преданных фанатов, которые верили в тебя. И мне всегда нравился Дэнни, но это тоже твое личное дело. Давай начистоту, я не помогаю, потому что ты – чертовски паршивая сестра. И ты была такой задолго до того, как сделала что-то не так с кем-либо из этих людей.
Она перестала печатать текст и повернулась, чтобы вытащить арахисовое масло из ее волос.
– Я не слышу от тебя ничего ровно до тех пор, пока тебе что-то не понадобится.
–Э то неправда, Рэйн.
– Открытка на день рождения моей дочери не делает тебе чести.
– Не похоже, что мой телефон видел входящие от тебя.
– А если бы позвонил? – сказала она. – Что бы ты сделала? Соскочила и помогла мне с домом?
Я посмотрела на ее дерьмовый пансион и попыталась не думать о том, что происходило, когда она и Сэмми оказались здесь.
– Я даже не знаю, почему я вникаю во все это. У меня нет времени. Сэмми! Мы уходим.
– Она идет с тобой на работу?
– Сегодня – да.
Я коснулась ее руки.
– Почему ты не сказала мне, что должна продать дом?
Она отдернула руку, как будто мое прикосновение било ее током.
– Когда? Во время наших долгих разговоров?
– Разве не было другого варианта? Я бы помогла. Или, если бы ты не хотела моей помощи, ты могла бы сдать его в аренду. Ты бы заработала целое состояние, сделав это.
– Спасибо за блестящий финансовый совет! Я до этого не додумалась.
– Я не говорю...
– Мне пришлось продать дом, понятно? Его содержание обходилось слишком дорого. И мне нужны были деньги на обучение Сэмми.
Я непонимающе посмотрела на нее. Великая государственная школа была одним из немногих преимуществ проживания в Хэмптоне круглый год.
– Что ты имеешь в виду?– сказала я, обеспокоенно.