— Примо, — сказал он будто в забытьи, — Лувр... Ее упаковывают... Децио, грузовик... Ее везут в Марсель... Терцио, корабль...
Мне казалось, что я прямо вижу, как шевелятся мозги в его лысеющей башке.
— Ты говоришь, что, положив в ящик в Лувре, ее уже больше не оставляли?
— За ней следили обычные служители. Чтобы ее стащить, нужен был другой, более подходящий контингент и еще более подходящий мастер этого дела! Нет, в Лувре кража была невозможна...
Он согласился.
— Перейдем теперь ко второй части, к перевозке на грузовике, — продолжал этот король по части серого вещества... — Ты говоришь, Париж — Марсель без остановок, но что ты имеешь в виду под этим «без остановок», Сан-Антонио? Я плохо себе представляю мотоциклистов и шоферов, которые отмахнули бы восемьсот пятьдесят зараз! Конечно же, они должны были отдыхать и перекусывать!
— Все проверено, Пинуш. Везли эстафетой. Была смена мотоциклистов в префектуре Оксерра. Потом смена мотоциклистов и шофера в префектуре Лиона, и это была последняя команда, которая и завершала путь.
— Сколько человек было на борту грузовика?
— Двое: шофер и вооруженный охранник. Они совершили весь пробег за десять часов с помощью полицейских сирен, расчищавших дорогу. Грузовик прибыл прямо на набережную. Было пять часов вечера. Персонал ожидал его у подножия подъемного крана. Вышеупомянутый кран подхватил ящик и опустил его в трюм... Судно снялось с якоря в тот же вечер. Через два дня оно достигло Пирея, где была остановка на одну ночь.
— Там выгружали товары?
— Да.
— А! А! — воскликнул Пино, приоткрыв один глаз.
— Судовые офицеры подтвердили, что вынимаемый груз находился в другой части трюма, и, кроме того, так или иначе два моряка следили за ящиком.
— Почему же такие предосторожности?
— Чтобы дать гарантии нашим Изящным Искусствам.
— И корабль отправился в Самофракию?
— Куда он прибыл спустя примерно сутки.
— И что же там?
— Прежде всего выгрузили Нику или по крайней мере то, что почитали Никой. Снова с помощью подъемного крана она была водружена на платформу грузовика, который транспортировал ее в экспозиционный зал, оборудованный для ее приема. Ее спустили, и четверо специалистов приступили к ее раздеванию.
— Была ли там пресса?
— Один тип из греческих «новостей», которые заручились правом эксклюзивного репортажа.
— Его также задержали?
— Конечно! Но ты отдаешь себе отчет, что скандал закипает, как котелок на огне? С минуты на минуту может сбросить крышку!
Его Пинушество потер усы желтым от никотина указательным пальцем.
— Ясно одно, — решил он.
— Что же, мессир Пино?
— Подмена произошла на борту корабля.
— Я того же мнения, дражайшая мумия.
— Ибо, — продолжала эта неутомимая плешивая башка, — на борту судна были средства, чтобы заменить настоящий ящик на другой. Трюм — не слишком бойкое место, и потом люди, которые выкинули номер, располагали подъемными кранами, не забывай этого. Хочешь, я тебе скажу, Сан-Антонио?
— Скажи же мне, старина!
— На судне уже была фальшивая упаковка к тому моменту, когда загрузили настоящую.
— Возможно...
— Нет, вероятно!
— Итак! Далее?
— Далее: прячут настоящую во время первой части плавания и выгружают ее в Афинах.
— Вероятно, — согласился я.
— Нет, точно! Какой торговый груз был на судне?
— Не знаю, — признался я.
На этот раз мастер дедукции нечеловеческим усилием приподнял оба века и устремил на меня свой тусклый взор.
— Тебе бы следовало поинтересоваться, — упрекнул он, — Итак, мы едем поглядеть все это на месте, мне теперь надо переодеться... Наш самолет уже в 12.30?
— Ты и об этом догадался! — задохнулся я, готовый отныне ждать от него любых чудес.
— Нет, — скромно заметил Пино, — я только прочитал это в билетах.
Глава III, в которой мы прибываем в Афины!
В полицейском управлении греческой столицы нас ждал комиссар Келекимос. Это был озабоченный молодой человек, коротко стриженный, облаченный в костюм в сиреневую и голубую полоску, который бегло говорил по-французски с помощью переводчика. Этот же типчик был бы совсем лилипутом, если бы с завидным упорством не носил каблуков. Это был-таки карлик, но, если ему когда-нибудь случится облысеть и горе мыкать, он легко найдет себе работу: коротышка в совершенстве, гибко владел нашим языком, говорил неутомимо и без малейшего акцента.
— Комиссар Келекимос приветствует вас и всецело поступает в ваше распоряжение! — объявил он.
Нормальное начало. Представляемся, обмениваемся приветствиями и новостями Парфенона и Эйфелевой башни. С удовлетворением констатируем, что эти два произведения искусства пока еще не похищены, потом входим в существо дела. Делом занимается именно Келекимос. Я тут же задаю ему Пинушевский вопрос о характере груза, перевозившегося на «Кавуломе-Кавулосе». Ответ нас разочаровывает: автомобили. Помимо Ники, корабль перевозил «рено», они-то и были выгружены в Афинах. Нет, они не были упакованы! Да, выгружены были только автомобили. У Келекимоса тоже была эта идея, что и у нас, по поводу остановки в Пирее. Но его расследование определенно показало, что безголовая дама здесь на землю не ступала.
Согласно Келекимосу подмена имела место во Франции, и на борт «Кавулома-Кавулоса» была поднята уже фальшивая упаковка. Таким образом, для него проблем нет: он перебрасывает всю ответственность.
Я взглянул на него. Он ответил обезоруживающей улыбкой.
— Нам кажется странной попытка самоубийства капитана, — сказал я переводчику, — Мы бы хотели иметь сведения об этом офицере.
Лицо нашего собрата несколько омрачилось. Он разглагольствовал еще добрую толику времени, избегая смотреть на нас. Лилипут-переводчик, казалось, был смущен.
— Комиссар говорит, что речь идет о старом офицере с безупречной репутацией, чья блестящая и честная карьера близится к концу. Кроме того, не следует не доверять капитану греческого судна.
— Не вследствие ли продолжительного допроса вышеупомянутый капитан впал в такую депрессию?
Наши партнеры обменялись целой серией своих «кси» и «пси», «омикронов» и «ипсилонов». Наконец последовал ответ:
— Капитан не мог примириться с тем, что доверенное ему произведение искусства исчезло; его чувство чести таково, что он полагал, что не переживет этого скандала.
Старый хрен потянул меня за рукав.
— С этими людьми мы только теряем время, Сан-Антонио, — предупредил он. — Этот комиссар — страшный гордец. Доказательство: он близорук, но снял очки, чтобы нас встретить, у него до сих пор след на переносице. А очки торчат из его верхнего кармана. Ты заметишь, что он собирался сменить их на очки от солнца, но на самом деле они с двойными стеклами. Он решил поиграть в Понтия Пилата и хочет убедить нас, что похищение совершено во Франции. Переводчик его — только прием остранения, ибо он сам прекрасно понимает французский, это видно у него по глазам, когда ты задаешь вопросы. Он реагирует раньше, чем коротышка успевает перевести.
Умопомрачительная мудрость старого хрена только подтвердила мое собственное ощущение. Забавно, насколько люди всегда чувствительны к соперничеству. Как только встречается пара парней, занимающихся одним и тем же, они начинают дуться друг на друга и подставлять ножки.
— Где находится капитан?
— В госпитале в Салониках.
— Я бы хотел сначала встретиться с ним, а потом отправиться в Самофракию, чтобы посетить корабль.
Возобновилась пантомима ревностного переводчика и этого эллинского петуха-полицейского.
— Комиссар Келекимос предоставляет специальный самолет для ваших передвижений, а также меня в ваше распоряжение, — заявил коротышка.
Иными словами, на карлика возлагались слежка за моим поведением и отчеты перед своим шефом.
Салоники — современный город с элегантными зданиями и широкими проспектами. Apriori, — это все, что можно сказать об этом городе, откуда наш экспедиционный корпус 14—18 гг. вывез столько прекрасных сувениров, не считая малярии!
— Это здесь! — объявил наш маленький гид (назвавшийся, как я чуть не забыл вам сказать, Кессаклу).
Греческий-прегреческий флаг, синий с белым, трепетал на фронтоне синего с белым здания. Мы поднялись на крыльцо госпиталя Келбопубис, и бронзовый санитар провел нас до палаты капитана. Этот последний оказался человеком лет пятидесяти двух, жирный, как каплун, с носом, покрытым черными точками, и с набрякшими веками. У него была серая щетина; он ютился на кровати с повязкой на шее.