— Ладно, — с какой-то неясной интонацией произнес Тео. — Раз они все равно не воспользуются этим, почему бы нам не воспользоваться?
— Нам? В смысле как? — спросила Гермиона, хотя и сама уже понимала как. От одной мысли, что сейчас произойдет, у нее начало сладко тянуть внизу живота, а сердце забилось в три раза быстрее.
— Ты ведь тоже этого хочешь, — Нотт развернул ее к себе и впился в губы поцелуем.
На этот раз Гермиона не стала сопротивляться, полностью отдаваясь ощущениям, и Нотт, чувствуя ответную реакцию, прижал ее к себе. В этот раз поцелуй был совсем другим: яростным, жадным и даже немного болезненным, но в крови разгорался дикий огонь желания, и единственное, чего хотела сейчас Гермиона, это скорейшего продолжения.
— Позволишь все? — спросил Нотт, оторвавшись на несколько секунд.
— Да, — Гермиона в этот раз сама потянулась к его губам.
— Как же я хочу тебя, — выдохнул Нотт после очередного поцелуя.
Гермиона сама не узнавала себя. Она сейчас, с пожаром в крови и бешено бьющимся сердцем, стаскивает с парня мантию и рубашку с одной единственной и очень неприлично целью. Это она сейчас хочет секса так сильно, как будто в этом заключается смысл жизни. Рассказал бы ей кто — получил бы Ступефай в лоб. Но Гермиона предпочла засунуть эти мысли подальше и воспользоваться своей смелостью.
— Позволишь мне все? — задыхаясь от возбуждения, снова спросил Нотт.
— Да, — выдохнула, Гермиона. — Все что хочешь, только быстрее.
Раньше Гермиона бы сочла это пошлым, но всепоглощающее желание, охватившее ее, сменило приоритеты. Теперь жаркий шепот Нотта казался ей возбуждающим.
Это мог бы быть лучший секс в ее жизни, если бы Теодор Нотт все не испортил. Неожиданно он повалил Гермиону на пол и, заломив руки за спину, задрал юбку. Гермиона пыталась вырваться, но он не дал ей этого сделать. Тело все еще жаждало ласки, но Гермиона больше не желала поддаваться этой жажде. Только не с ним.
— Ты сказала, что все позволишь, — напомнил он. — Маленькая грязнокровка.
Гермиона пнула его ногой, и Нотт взвыл от боли.
— Что, уже передумала? Такое гриффиндорское слово?
— Отпусти меня немедленно!
— Отпустить? С чего бы? Ты же хочешь этого, течешь как шлюха, — Нотт грубо сжал ее бедро. — Радуйся, наконец-то тебя трахнет настоящий мужчина, а не этот твой неудачник Уизли. У него член-то есть вообще?
Нотт слегка отвлекся на разговоры, и Гермиона сразу же этим воспользовалась, вывернувшись из захвата. Откатилась от него и, выхватив палочку, послала в Нотта ступефай. А потом, кое-как натянув мантию поверх разорванной в порыве страсти блузки, бросилась прочь. Слезы застилали глаза. Как это больно. Как это несправедливо. Она же хотела помочь. Столько поставила на кон.
Гермиона бежала и бежала, пока вдруг не врезалась в кого-то, вместе с кем полетела на каменный пол.
— Грейнджер! — голос Малфоя на секунду отрезвил ее. — Мерлин, Грейнджер, хорошо, что я тебя нашел! У нас беда.
— Мне сейчас не до ваших бед, Малфой, — Гермиона встала.
— У Тео истерика, пожалуйста…
— Да в гробу я видала вашего Тео! И ваш Слизерин! И тебя, козла на веревочке! Ненавижу! Всех вас ненавижу!
— А ты-то чего плачешь? — обеспокоенно спросил Малфой.
— Чего плачу?! После того, что только что сделал со мной ваш Нотт, я веселиться должна?!
— Наш Нотт, — эхом повторил Малфой. — Слушай, я не знаю, что происходит, но Тео не мог ничего с тобой сделать только что. Потому что последний час он не выходил из гостиной.
— Что? — Гермиона моргнула. — Что значит «не выходил»? Да я только что…
— Гермиона! — запыхавшийся Гарри подбежал и затормозил о плечо Малфоя. — Ты не представляешь, что произошло!
— Гарри, ты должен сказать мне правду. — Гермиона вытерла слезы. — Где Теодор Нотт?
— В гостиной Слизерина. И он сильно не в себе.
— Тогда я хочу, чтобы ты как можно быстрее сходил в Ванную старост и проверил, кто там находится.
Ее все еще колотило от пережитого, но адреналин лишь придал мыслям ясность.
— Малфой, быстро веди меня в вашу гостиную. И по дороге расскажи, что произошло.
— Раскомандовалась, — пробурчал Малфой, но при этом предложил свой локоть.
Рассказ Малфоя был краток. В полпервого Нотт сходил в гриффиндорскую башню, но вскоре вернулся, сказав, что гостиная пуста и она, Гермиона, видимо, забыла о договоренности. После чего Гарри и Драко устроили турнир по шахматам, а Тео и Панси разучивали новый модный танец. И они уже собрались расходиться, когда Нотт вдруг спросил: «Панси, у тебя синие глаза?». Это всех насторожило. А Нотт кинулся к Гарри, всмотрелся в его лицо, потом тоже самое сделал с Малфоем, а потом заорал так, что стекла затряслись.
— Несколько минут мы его успокаивали, а теперь он сидит привязанный к креслу и шепчет «убью». Мы решили, что если кто-то и может с ним поговорить нормально, то это ты, — закончил Малфой, когда они остановились перед фальшивой стеной.
Гермиона посильнее запахнула мантию. В темноте было не особенно видно, в каком состоянии ее одежда, но в гостиной наверняка горит свет. Надо было починить все заклинанием.
Стена перед ними раздвинулась, и в проем выскочила Панси.
— Драко, мы потеряли Забини. Приветики, Грейнджер?
— Панси, ты посылала Джинни букет? — спросила Гермиона.
— Какой нахрен букет? Че я, совсем что ли? — скривилась Панси.
— И на свидание не приглашала?
— Грейнджер, ты тю-тю походу. Я в отместку Поттеру ее поцеловала, чтоб знал, что место долго пусто не будет. А так рыжих терпеть не могу, тем более Уизли.
— Это сейчас так важно? — раздраженно уточнил Драко.
— Да, это важно. Потому что сегодня Теодор Нотт принес букет Джинни и сказал, что он от Панси.
Две пары глаз уставилась на нее, как на прокаженную, и Гермиона быстро пересказала им события, произошедшие в гриффиндорской гостиной полтора часа назад.
Малфой присвистнул и задумался. Панси, кажется, была близка к обмороку. Гермиона вздохнула и прошла мимо них. Стоять в холодном коридоре было глупо.
Гостиная была пуста. У полыхающего камина в кресле сидел Теодор Нотт. Веревки туго обвивали все его руки и ноги, волосы растрепались, а руки были сжаты в кулаки. Периодически он дергался, проверяя, не ослабло ли заклинание. Гермиона нерешительно подошла к креслу и присела перед Ноттом на колени.
— Тео? — нерешительно позвала Гермиона, поняв, что Нотт ничего вокруг себя не замечает.
Нотт медленно повернул голову и посмотрел на нее.
— Он что-то сделал с тобой? — хриплым шепотом спросил он. — Что-то плохое?
— Хотел, но я справилась.
— Нет, это он справился… Справился со мной, — прошептал Нотт, прикрывая глаза.
— Тео, ты должен мне объяснить, что происходит. Пожалуйста. Потому что если ты не объяснишь, я не знаю, что я сделаю!
— Развяжи меня.
— Сначала объясни.
— Боишься?
— Нет, но ты умеешь уходить от разговора, так что будешь сидеть связанный, пока не расскажешь мне все.
Нотт некоторое время молчал, а потом, открыв глаза, улыбнулся.
— Тададам сказка, — мрачно провозгласил он.
— А по нормальному нельзя?
— Нет.
— Ну хорошо, — Гермиона вздохнула, устраиваясь поудобнее. — Хоть как-нибудь уже.
— Жил-был в далеком-далеком королевстве один Граф. Что? Это же сказка. Он был молод, умен, красив, богат, и все у него было, кроме одного. Граф был не женат. И вот однажды на пышном балу он встретил женщину. Не девушку, а именно женщину, потому что она была на двадцать лет старше, и влюбился с первого взгляда. Та женщина, несмотря на возраст, все еще была не замужем. Потому как была слаба здоровьем и не смогла бы родить наследников. Никто не хотел брать ее в жены, но Графу было все равно. «Если мой род прервется на мне — так тому и быть» — сказал Граф и женился. Она в свою очередь тоже полюбила Графа. И первые несколько лет они были очень счастливы, пока Графиня не решила, что хочет ребенка. Граф был ожидаемо против, и тогда Графиня пошла на обман и забеременела. Граф, конечно же, был в ярости, он хотел избавиться от плода. Но Графиня сказала: «Дорогой, при твоей мудрости и могуществе неужели ты не сможешь поддержать во мне жизнь? Сила нашей любви преодолеет все». И Граф не смог отказать любимой жене. Все снова стало хорошо, Графиня пила горькие настойки, много отдыхала и родила Графу здорового сына. А через три дня после родов она умерла. Оставила Графа с нежеланным нелюбимым ребенком на руках. Черная пелена безумия опустилась на Графа, и он проклял сына из мести за погибель любимой жены. И сын Графа ослеп. Время шло, ярость Графа поутихла, кроме того, он начал замечать, что у его соседей дети делают всяческие успехи, а его наследник только сидит в саду и слушает птиц. И тогда он решил снять проклятье. Но то ли он подзабыл что-то, то ли не слишком-то хотел, и проклятье снялось не полностью. На четвертом году жизни сын Графа прозрел. И далеко не сразу выяснилось, что он не видит лиц людей. Ведь ему было не с чем сравнивать, а окружающие думали, что мальчик просто их еще не запомнил. А когда выяснилось, что проклятье снято не полностью, понять что к чему было уже невозможно. Граф же, убедившись, что его сын может учиться, играть в квиддич и превзойти пару сыновей соседей, успокоился и оставил все так. Графский сын рос, пошел в школу и встретил там юного Маркиза, и они подружились. Маркиза не смущал недуг Графского сына. Наоборот, он помог ему. Придумал фразу «Привет, Тео. Как жизнь?», чтобы Графский сын успевал рассмотреть людей, которые к нему обращаются. Они дружили много лет. Мечтали, что вырастут и найдут способ снять проклятье, или что оно само снимется после смерти Графа. Или что произойдет чудо. Но чем больше Графский сын взрослел, тем больше понимал, что ничего из этого не случится. Что способа может не быть вообще. А вот Маркиз сдаваться не желал. И вот однажды, когда старый граф уже умер, а его сын сам стал Графом, способ нашелся. Одна девушка так поразила сердце молодого Графа, что он увидел ее лицо. И конечно же, рассказал об этом лучшему другу. Маркиз ухватился за этот шанс. Он долго выпытывал детали и искал что-то в книгах. А потом заявил, что проклятье можно снять, если эта самая девушка возненавидит молодого Графа. А для этого нужно поступить с ней мерзко и гадко. Но молодой Граф отказался. Потому что к тому времени успел осознать, что влюблен в эту девушку. И просто не сможет причинить ей вред. И лучше пусть все останется как есть. Но Маркиз не сдался, он принял облик Графа и…