Тогда Пэт и Кэт тоже попробовали, и у них какой-то интересный ритм получился.
Хозяин сказал, что, наверное, они в прежней жизни были “скво”, то есть индейскими женщинами.
Девочки засмеялись, а хозяин-коллекционер начал серьезно уверять, что душа человека не умирает, а проживает множество разных жизней, переселяясь из тела в тело...
— Вот, например, Будда прожил две тысячи семнадцать жизней, прежде чем стал Буддой...
Хозяин увлекся и не хотел расставаться с такими внимательными слушателями, но женщины все-таки сказали:
— Thank you! It’s all very interesting... Очень интересно, но нам надо идти дальше...
Зато в ювелирном магазинчике Джессика, мама и девочки перестали торопиться. Они прямо прилипали к витринам, просили вынуть украшения и все трогали, и рассматривали...
Том сказал, что уж здесь точно никакого знака от Джейн не может быть.
— Почему? — удивился Миша-Майк.
— Она ждет помощи от тебя и меня, а мы — мужчины... Что мужчинам делать в магазине, где все эти побрякушки?..
— Do you think so? Ты так думаешь? — усомнился Миша-Майк. — We are men of course, but she is the girl! She likes such things!.. Мы, конечно, мужчины, но она же девочка! Ей нравятся такие вещицы!
— Ей в голову не могло прийти, что мы зайдем сюда! — терпеливо объяснял Том. — Надо знаки искать там, где именно нам с тобой интересно: Джейн — умница!
И Миша-Майк и Том стали глядеть на Main Street, терпеливо ожидая, когда женщинам, наконец, надоест их занятие.
А мама вдруг увидела серебряные сережки с океанским перламутром, и они ее просто очаровали.
Мама сняла свои сережки с зелеными камушками, одела сережки с океанским перламутром и посмотрелась в зеркало.
Джессика восхищенно сказала, что эти сережки ей очень-очень идут, и купила их и подарила маме.
А Пэт и Кэт так этому обрадовались, что даже в ладоши захлопали.
И очаровательная хозяйка ювелирного магазинчика тоже была рада:
— Это уникальные сережки! — похвасталась она. — По моему эскизу сделаны! Ни у кого вы таких больше не увидите!
Миша-Майк уже решил, что теперь они двинутся дальше. Но не тут-то было!
Женщины опять начали примерять, каждая по очереди, все другие сережки, потом рассматривать разные золотые и серебряные цепочки и восхищаться тонкостью их плетения, потом пришла очередь браслетов и колечек...
И теперь уже мама подарила Джессике какой-то особенный браслет.
И опять Пэт и Кэт захлопали в ладоши, а веселая хозяйка предложила выбрать что-нибудь и для девочек:
— Дочки у вас такие красивые, — сказала она. — Им очень бы пошли бусы из самоцветов... — и открыла новую витрину.
— Это надолго! — вздохнул Том. — Мы пошли! Догоняйте... — на ходу женщинам сказал.
— А если мы растеряемся? — крикнула вслед Джессика.
— Встретимся в ресторанчике, — от двери отозвался Том.
— В каком?
— В “Пятнице”!..
(В Америке рестораны часто по дням недели называются — “Sunday”, “Monday” или “Friday” — “Воскресенье”, “Понедельник” или “Пятница”)...
На улице, лавируя между людьми, Миша-Майк огорченно сообщил:
— Я во все глаза смотрю-смотрю, но ничего пока необычного не заметил. Никакого знака!.. А ты?
— Я тоже, — отозвался Том. — Но будем продолжать. Все-таки это должно быть как-то связано с этим местом...
— Почему ты так думаешь?
— В записке же было слово “Артвок”...
— А что еще было в записке?
Том не успел ответить: они как раз входили в маленькую картинную галерею. Навстречу им шли люди и разделили их.
Да Тому и не надо было отвечать. Он уже сто раз сказал Мише-Майку, что в короткой записке было только три слова: “Беда. Помоги. Артвок.”
А у Миши-Майка на пороге галереи отчего-то вдруг защемило в груди, он что-то почувствовал, но еще сам не понимал, что. Он потер грудь рукой и догнал Тома, который остановился в первой комнате.
Здесь седая художница печатала с металлических матриц свои офорты.
Она была тоненькая, легкая, как пушинка, — казалось, дунь — и взлетит! Просто не верилось, что она может работать с металлом и прессами.
Правда, у нее были сильные руки, — крепкие, в краске руки, — с недюжинной силой вращавшие винт пресса.
Художница сделала два последних оттиска, отложила их в сторону, вытащила из пресса матрицу и без сожаления принялась счищать каким-то острым инструментом гравировку-рисунок на металлическом листе...
— Что вы делаете? — удивился и испугался Том.
Художница подняла на него молодые синие глаза:
— Уничтожаю матрицу! — удивилась она.
— Зачем? — не понял Том. — Ведь это так красиво!