Хм, эта была первая и последняя гадость, сказанная Женей в адрес Ани. А это тоже кое о чем говорило. Точнее, кое о ком. Так что и мой жизненный опыт обогатился за этот вечер, вернее почти утро. А Аня просто дура. Черт, и куда это меня понесло?
* * *После такой нервозной ночи я, в виде моральной компенсации, не стала будить Женю. А он на полную катушку воспользовался этим, и только к часу дня проявился в районе кухни.
В надежде обойтись без вопросов я исподтишка бросала проницательные взгляды на рывшегося в холодильнике Женьку. Пока было ясно только одно — никакие душевные перипетии не могли повлиять на его аппетит. Да и в остальном выглядел он вполне адекватно. Но кто знает. Здравый смысл подсказывал мне, что надо говорить о чем-нибудь постороннем и не напоминать о вчерашнем.
Женька, тем временем, кивнул мне и спрятался с бутербродом и кружкой кофе за традиционной газетой, у него это называлось «вникать в обстановку». Я вообще не понимала, как можно поглощать такое количество периодики, а главное, как от этого можно получать удовольствие.
Он шуршал газетами и молчал. Я тоже, но при этом чувствовала себя на редкость скованно и неловко, как будто пришла навещать в больницу больного. Тогда тоже всем полагается делать вид, что ничего не произошло, и вести себя как можно непосредственнее и непринужденней. Но, чем больше стараешься, тем чопорней и искусственней все выходит. Через пять минут, не придумав ничего лучшего, я замороженным голосом заявила:
— Погода сегодня неважная — за окном, в самом деле, было пасмурно, и накрапывал противный мелкий дождик.
— Ничего удивительного — ноябрь на носу.
Тишина.
О чем еще говорить, я просто не знала.
— Может тебе тоже журнал развернуть? — кивнув на стопку глянцевой коллекции Макса предложил Женя.
Интересно, зачем дизайнеру по интерьерам собирать тонны женских журналов?
— Давай, там был наверху «Максим», я его не дочитала — начала я и осеклась.
— Что такое?
- Нет ничего, просто…
- Потому что в доме повешенного не говорят о веревке? Лучше сразу брось это неблагодарное занятие. А то тогда придется совсем замолчать. Тем более твое деликатное поведение выглядит очень подозрительно.
— Ты хочешь сказать, что обычно я веду себя бесцеремонно?
— Нет что ты, как ты могла такое подумать! В быту ты просто принцесса Диана воплоти!
— А почему замолчать?
— Очень просто — сначала не говорим о «Максиме», выкидываем шампунь от Гарнье. Потом не упоминаем о картах вообще, покере и стриптизе в частности, потом о джинсах, носках и прочей одежде; о Швейцарии, Германии и Европе в целом, о фотомоделях и, стало быть, женщинах, продюсерах и, следовательно, мужчинах, добавим сюда Мэрилин, и заодно все старое кино, и что у нас останется? К вопросу о запретных темах: где ты научилась так играть?
— Какой там секрет, просто у меня был хороший репетитор.
— А, тогда все ясно. — просветлел Женя. — Только уточним один момент, что сейчас так у всех принято? Может, я отстал от жизни и ничего не понимаю в проблемах современного образования?
— Ты заставляешь меня краснеть. Это у меня с музыкальной школой были проблемы. И если играть на гитаре с грехом пополам я и выучилась — выручало чувство ритма и память, то с пением дела обстояли совсем скверно. Но моя тетя и слышать об этом не хотела и настояла, что бы я занималась с репетитором. Им оказалась милая старушка-пенсионерка из соседнего дома. В первый же день она заявила мне, что петь я научусь только ко дню страшного суда, и то в роли бэк-вокала при иерихонских трубах. Но объяснять это тете, а тем более маме, которые считали, что я должна получить классическое образование, было бесполезно. В этом вопросе у них слух был еще хуже, чем у меня. Поэтому я исправно посещала Лилию Альбертовну. Но отведенное для музыки время мы проводили за покером. К которому, в отличие от пения, у меня неожиданно открылся талант.
— Так уж и неожиданно? Насколько я успел заметить, ты прирожденный спец по внезапным талантам.
И пока я размышляла, не отнести ли этот двусмысленный комплимент в разряд хамства и соответственно прореагировать, Женя добавил
— Черт, только что вспомнил — Макс возвращается утром в среду. Значит, нам предстоит срочная смена явочной квартиры — не хотелось бы еще и его с Кариной во все это впутывать.
— И куда теперь?
— В родные пенаты — шум с телом под балконами давно затих. Но перед этим надо все-таки покормить бедных рыбок и замести следы пребывания.
Реализуя эту программу-минимум, Женя носился с пылесосом, мыл посуду, и собирал разбросанные пожитки одновременно.
— Ненавижу две вещи — беспорядок на кухне и мытье посуды! — причитал Женька, наряженный в хромированный фартук, больше похожий на пуленепробиваемый жилет.
— И как ты это совмещаешь?
— Элементарно — пользуюсь одноразовой. А тут — просто кошмар какой-то! — он испустил горестный вздох, ожесточенно оттирая сковородку неправдоподобного размера, и добавил, бросив на меня укоризненный взгляд, способный усовестить даже закоренелого людоеда — А некоторые, тем временем, бессовестно развлекаются.
— Все равно ничего, кроме моральной поддержки, не могу тебе предложить. — ответила я, не отрываясь от увлекательного занятия — изменения цвета и длины ногтей.
— Жаль, нет гитары, а то, как недавно выяснилось, могла бы сыграть для поднятия боевого духа.
— Жаждешь приобщиться к искусству? Не переживай, если так хочешь, я тебе спою! — к тому времени я закончила эксперименты над маникюром, и с готовностью приняла позу оперной примадонны.
— Может не надо? Я, почему-то доверяю твоей Лилии Альбертовне. Или ты, верная своим обещаниям, решила все-таки вогнать меня в депрессию? — и, глядя на коварно щурившего глаза Женьку, ни за что нельзя было поверить, что он вчера сидел на мосту с видом надгробного памятника.
Не думаю, конечно, что он забыл обо всем, ведь такие моменты все равно оставляют осадок, но, может быть потому, что из всего случившегося он не стал делать скелета и запирать его в шкафу, эта история на глазах становилась историей. А тут еще внезапный переезд. В суматохе я и не заметила, как неестественность и напряженность плавно сошли на нет. И вот уже Женька, с нарочито серьезным лицом, рассказывает очередную журналистскую байку, а я хохочу как ненормальная. Он укоризненно шикает и продолжает в той же преувеличено степенной манере. Его выдает только неправдоподобно честное выражение лица и улыбка, скрывающаяся в уголках красивых губ.
Ох, если уж говорить об этом, то красивы были не только губы, но и узкое, в меру скуластое, лицо, и глаза, искрящиеся насмешкой, которую он сейчас безуспешно пытается спрятать за пушистыми ресницами. И вообще, он был ужасно похож на эльфа. Не на тех златовласых упитанных клонов с фарфоровыми блюдцами вместо глаз, которых любят изображать в фильмах, а на эльфов британских легенд — быстрых, гибких и довольно ехидных существ из многочисленной родни неуловимого Пака. Сходство довершали маленькие, прижатые к голове и немного заостренные к верху уши под копной вечно растрепанных волос.
— Даша, на что это ты взираешь с таким умилением?
— Я…? — мой взгляд, судорожно заметавшись, остановился на довольно противном розовом зайце, которого Женька минутой раньше извлек из-за дивана. — Прелесть, а не зайчик! — выпалила я с фальшивым энтузиазмом.
— Это? Прелесть?! — Женя критически оглядел мохнатого уродца — И ты туда же?!
— Куда?
— В общество анонимных зайцепоклонников. Это — он демонстративно встряхнул игрушку — происки Карины. Она так уже третий год к Максу переезжает. Постепенно, что бы не «форсировать события». Причем сам Макс ждет не дождется этого «форсирования». Но пока все ограничивается тоннами косметики в ванной, глянцевыми журналами, в которых видимо и был вычитан этот гениальный совет, и ЗАЙЦАМИ. Она на них просто помешена и по мере сил старается наводнить ими все доступное пространство, несмотря на сопротивление окружающих. Ладно, Максу сам Бог велел терпеть — может же любимая девушка иметь мелкие слабости. Но даже мне, человеку, в общем-то, постороннему, на прошлый Новый год достался брелок в виде сортового экземпляра килограмма на полтора.