После ужина он, приложив к щеке лед, забрался за компьютер, заявив, что должен все-таки иногда работать.
— А ты разве не Монастырским занимаешься?
— Не только. Еще четыре статьи надо было сдать к концу месяца в другие газеты. Хорошо, что я хоть не по горячим новостям специализируюсь. А то все уже безнадежно бы успело устареть. Тем более что деньги кончились, а кушать хочется…
— Зато, какой фотоаппарат!
— И я о том же, но есть от этого хочется не меньше — миролюбиво ответил он и застучал по клавиатуре.
Было скучно. Пару раз порывалась оторвать его от работы, потом подумала, что это неприлично — сколько можно меня развлекать. Надо найти собственные занятия и проявлять самостоятельность. А то скоро Женя не рад будет тому, что ему на шею приземлился мой фантом. И вообще я что-то подозрительно быстро привыкла к его постоянному присутствию. С дурными привычками надо бороться.
— Пойду, полетаю — независимо заявила я.
— Когда вернешься? — спросил он рассеянно
— Не знаю, может к утру — и гордо вылетела в окно.
После чего обнаружила, что делать мне особенно нечего. Но возвращаться было глупо. Поэтому я честно изучила витрины в ближайшем магазине и, вспомнив афишу и университетские развлечения, отправилась в Камерный театр. Попала на «Циников», по сравнению с пронзительно-щемящей книгой спектакль показался надуманным и пресным, тем более что я постоянно отвлекалась на мысли о том, чем там занимается Женя, и что бы он сказал по поводу той или иной сцены. Наконец, едва досидев до финала, я покинула театр, размышляя над тем, как тяжело избавиться от дурных привычек сразу. Лучше буду делать это постепенно.
Тем более не исключено, что у меня просто кратковременное помутнение рассудка, и это скоро само пройдет, когда я рассмотрю Женю поближе. Надеюсь, у него в запасе много незамеченных мною до этого отвратительных черт характера. Надо будет внимательнее присмотреться. И решив не откладывать это богоугодное дело, я полетела домой — разоблачать.
Будущий развенчанный кумир тем временем по-прежнему корпел за компьютером. Отвлекать я его не стала и расположившись в спальне, по старой памяти, на диване, хотя с таким же успехом могла бы лежать на гвоздях, предавалась неясным мечтам и воспоминаниям, изредка поглядывая на экран телевизора. Уже стемнело, но свет в комнате включать было не кому, да и незачем. Из мира грез меня вырвало неожиданное вторжение на мою личную территорию какого-то постороннего объекта. Проще говоря, на меня попытались усесться!
— Эй, аккуратнее можно?
— Что это! — Женя подскочил, как молодой кенгуру.
— Не что, а кто. Ты смотреть под… ноги не пробовал?
— Так и заикой можно оставить! Я думал, ты еще не вернулась.
Хм, можно ли подобное разгильдяйство отнести к омерзительным душевным качествам? Вот вопрос…
Но, как бы там ни было, после этого инцидента, я окончательно облюбовала для себя верхнюю часть жилого пространства. Особенно меня покорил высокий, почти до потолка, стеллаж с книгами напротив окна.
Вообще-то сама я никогда не страдала особой страстью к собиранию книжек, да и Ларочка книги, как источник пыли, не особенно жаловала, но к домашним библиотекам «в принципе» я относилась с уважением. Это искусство казалось мне сродни обустройству аквариума. Рукотворный замкнутый мир в миниатюре. Который, как ни банально это звучит, может много поведать о своем владельце. Неприхотливые гуппи и меченосцы школьной программы, эффектные, но стандартные гурами и скалярии современной литературы, стыдливо замаскированные зарослями «золотой» классики гроты детективов, откормленные экземпляры собраний сочинений, и гордость истинного библиофила старой школы, — экзотические рыбки редких изданий. Правда с моей стороны все ограничивалось теорией, и я лишь с удовольствием рассматривала чужие эксперименты, а сама пускала все на самотек.
По части классики мне за глаза хватало университетской программы, да и находились часто дела интереснее. А в выборе для души мне был не чужд снобизм. Я регулярно покупалась на пышные фразы «прорыв десятилетия», «вновь обретенное сокровище слога», «эпохальное произведение», «новый Стерн». Моментально разочаровывалась, спешно избавлялась от красиво сервированной макулатуры, но не проходило и недели, как снова попадала в очередную рекламную паутину. И так без конца. К тому же, тому немногому, что получало у меня постоянную «прописку» категорически не сиделось на полках. На факультете было принято обмениваться новинками и поэтому мои книги находились в бесконечном странствии по однокурсникам, а у меня квартировались чужие.
Но даже если бы каким-то чудом мне бы удалось собрать свою библиотеку под одной крышей, все равно, до Жениной ей было явно далеко. Это был уже не аквариум, а почти аквапарк. Вот только ассортимент при всей своей широте был странный до крайности. Пруст у него мирно уживался с Фраем, Плутарх с Пелевиным, а Лукьяненко с Мураками. И тут же Туве Янссон и Поланник до кучи.
— А где же тогда трехтомник Пушкина и двухтомник Лермонтова?
— Классическую классику? Еще чего! Столько этого наелся в институте, что тащить все это к себе в дом, ну уж нет, увольте. А если внезапно захочется «высокого», пожалуйста — Интернет работает круглосуточно.
— Но тогда зачем все остальное? Ведь всегда можно залезть в Интернет.
— А это — для души. Не знаю, я, конечно, не отношусь к тем ретроградам, которые считают компьютер продвинутой печатной машинкой (на самом деле это еще видик и игровая приставка). Но все равно чтение с монитора для меня отдает чем-то сомнительным, вроде секса по телефону.
— Фривольно, но образно, ничего не скажешь.
— Нравиться? Это я только что придумал. Дарю. Все равно для работы вряд ли пригодиться. Хотя я всего на всего имел в виду, что все эти килобайты и пиксели никогда не заменят «живую» книжку. Они воспринимаются исключительно как чистая информация. А ведь это далеко не самое главное. Настоящая книга это особое настроение, атмосфера, состояние души, наконец.
На улице, к примеру, серость и слякоть, а настроение такое, что впору только выть на луну. Но можно задернуть шторы, включить все лампочки в доме, так что бы от них стало даже жарко, и, взяв в руки книжку, устроиться в кресле, а еще лучше, забраться в постель. И вот ты уже находишься на другом краю земли или вообще галактики и тебе совершенно наплевать, что там такое за окном происходит, а луна совершенно не вдохновляет на вокальные упражнения. Главное, правильно выбрать книгу, такую, что бы из рук выпускать не хотелось, даже когда незаметно между строк соскальзываешь в сон…
В этом месте Женя внезапно прервал восторженный панегирик печатному слову, заметив:
— Вот, черт, действительно образно вышло.
— Не то слово. Ты еще забыл упомянуть яркую суперобложку. А толстые или тонкие?
— А еще меня обвиняешь в фривольности! Если интересная, то размер значения не имеет. И хватит хихикать.
— Все-все. Больше не буду. Нет, правда, как ты их выбираешь?
— Книги? — все еще подозрительно спросил Женька
— Да книги, книги, успокойся. Подробности своей личной жизни можешь смело оставить при себе.
— Ты только не смейся, но, действительно, по обложке. Да-да, нравится или не нравится оформление. При том количестве чтива, которое издается сейчас, мой способ ничем не хуже любого другого. А то, если верить рецензиям, каждый первый фолиант — конкурент «Войне и миру». - камень в мой огород.
— Кстати, «Война и мир» тоже, так себе, честно говоря.
— Да ты просто какой-то литературный анархист!
— Нигилист, ты хотела сказать. А ты можно подумать, Толстого каждый сезон перечитываешь, и те места, где описания природы или по-французски написано, не пропускаешь?