— Ты произносишь слово «карьера» как ругательство, но я ничего не вижу в этом аморального. И никогда не скрывал что для меня это важно.
Неужели для него действительно это было самым важным? Похоже, что так. А тот файл про призраков и четвертое измерение? Тогда я решила, что совпадение, но сейчас подумала, что писал это Женя. Видимо, прикидывал новую статью?
— И ты готов ради этого на все? Даже из меня сделать сначала средство достать Монастырского, а потом и горячую новость? А как ты потом поступаешь с отработанными темами? Ты у меня даже не поинтересовался, что я об этом думаю
— Это не правда
— Я видела файл
— Ты что за мной шпионишь?
— А, теперь это так называется? Значит, это было действительно про меня? — то, что он не стал ничего отрицать, больно задело меня.
— Это было до того как я… — он замялся, мне показалось, что он сочиняет на ходу и окончательно разозлившись, я ляпнула
— Аня была права, для тебя существуют не люди, а только темы — перспективные и не очень.
После этих слов Женя застыл наподобие скульптурной композиции. Я даже порадовалась, что сумела его хоть чем-то достать. А дальше меня понесло уже по инерции:
— Или скажешь, что все это не правда, и придумаешь подходящее объяснение? Для тебя ведь не проблема сочинить очередную байку — как там, «это было до того, как…» Ну же, изобрети важную причину, или подсказать что-нибудь правдоподобное?
— До того — взорвался он, — как я понял, какая ты… бесперспективная тема. Мне эта история уже тоже порядком надоела. Так что можешь не беспокоиться. Ничего я писать не собираюсь. Было бы о чем!
— Действительно не о чем, сенсация не получится, а ради сенсации ты готов на все. Тебе ведь и на свалку, наверное, наплевать. Хотелось просто громкого дела или имя себе сделать. Извини, что помешала. Странно, почему ты так не любишь своего шефа? Ведь вы с ним стоите друг друга.
— Я все думал, что это у тебя посмертно характер испортился, но, судя по всему, ошибался. Теперь я не удивляюсь, тому, что твои родные были рады от тебя избавиться. И я тоже, жду не дождусь, когда эта история, наконец, закончится и я смогу зажить спокойной жизнью без компании истеричных привидений. — он говорил, словно бил наотмашь.
Каким-то чудом я взяла в себя в руки и нашла силы ответить как можно небрежнее
— А тебя, между прочим, никто и не просил вмешиваться. Сам напросился. И неизвестно кто кому больше надоел. — несмотря на сдержанный тон мне очень хотелось сделать две вещи — запустить, чем-нибудь потяжелее в Женьку или же оказаться, как можно дальше отсюда, но так как первое желание было невыполнимо, я остановилась на втором.
И дематериализовалась.
— Скатертью дорога! — донеслось мне вслед.
* * *Потом, сама не знаю как, я очутилась за городом. Но мне было не до осознания новых возможностей. Я кипела от обиды. Никогда не видеть этого мерзопакостного типа. Вот ведь…даже не могу сказать кто! Вернее что. А лучше, нечто. Все эпитеты, существующие в известных мне языках, и по идее, подходящие для подобных случаев, казались слишком мягкими и недостаточно емкими. Хоть специально именное определение придумывай.
Такое воинственное настроение продержалось целый день. На второй я уже не была так категорично настроена. И в основном разрабатывала тему «Он еще пожалеет и приползет на коленях вымаливать прощение». Хотя вот куда он приползет? Не важно, видеть его не хочу даже теоретически.
А третий день показался мне необычайно длинным и пустым, таких долгих дней у меня уже давно не было. Да, точно, с тех пор как встретила Женьку. Он, безусловно, вел себя ужасно, но с другой стороны, мы оба наговорили друг другу много такого, чего не думали на самом деле, по крайней мере, за себя я ручалась. Может, я и соглашусь простить его. Если он, конечно, глубоко раскаялся. Все-таки надо дать человеку шанс.
Но ту же столкнулась с проблемой больной гордости — появляться просто так не хотелось. А изобрести предлог оказалось практически невозможно: что-нибудь вроде «У тебя осталась моя любимая зубная щетка» или «Я на минутку — забыла органайзер» в моем случае совершенно не годилось. Ладно, сошлюсь на внезапную материализацию, конечно, не Бог весть что, но ничего лучше мне в голову не пришло.
Как оказалось, переживала я напрасно — квартира была пуста. Я даже немного растерялась: вместо того чтобы сидеть дома и предаваться мировой скорби в надежде на мое возвращение этот черствый тип куда-то отправился! Прошло два часа, потом три, я уже не знала, что и подумать, когда, наконец, в замке щелкнул ключ, и на пороге возник Евгений собственной персоной. Вид у него был откровенно измотанный: костюм измят, галстук похож на серпантин и, первый раз на моей памяти, он был небрит. Он даже не удивился, увидев меня, а только кивнул. Рухнул в кресло, и вытянув ноги произнес:
— Наконец-то! — как будто я выходила за хлебом и задержалась в булочной. Я собралась обидеться, но потом, приняв во внимание его странный вид, поинтересовалась:
— Что-то не так с Монастырским?
— Монастырским? — он взглянул на меня с удивлением, как будто не мог вспомнить это имя. Потом с удовлетворением потянулся, закрыл глаза и сказал рассеянно:
— А, с Монастырским. Нет, с ним все в порядке. Сидит. Дает показания.
— Тогда что? У тебя вид каторжника скрывающегося от правосудия.
— Нет, с каторгой уже покончено, почти. Знаешь, тебя оказалось чертовски непросто найти. Устал как собака. Все-таки две дюжины человек пришлось проверить.
Нет, он определенно издевается! Может мне все-таки пора опять разозлиться?
— Зачем же так много? Может, проще было домой заглянуть? — уловив сарказм, он, наконец, соизволил открыть один глаз и сказал примиряюще:
— Ты не понимаешь, я нашел тебя, в смысле твое тело.
Это уже становилось похожим на бред.
— Подожди, о чем ты? Давай по порядку. Зачем тебе сдалось мое тело? Я думала, что его давным-давно похоронили.
— Вот-вот, я тоже так думал. После твоей истерики — он перехватил мой вполне материальный негодующий взгляд и миролюбиво поправился — Ладно, после нашей истерики, я понял, что мы погорячились в некоторых высказываниях и ммм… несколько отклонились от темы, и подумал, что все это необходимо обсудить на трезвую голову. Но ты упорно дулась — я изобразила возмущение — Поэтому я решил сам найти тебя. На сколько мне было известно, призраки, обычно, посещают места своего последнего успокоения. Но я знал только то, как тебя зовут, и что тебя сбила машина 2 октября. Мне ничего не оставалось, как с этими данными начать искать твое захоронение. Подробности опускаю, в конце концов, выяснилось, что такая нигде не похоронена. Тогда я наведался к твоей тете — она-то уж должна быть в курсе местонахождения могилы родной племянницы.
— К тете?!
— Да. После твоего описания ожидал встретить ведьму из сказки, а оказалась милая женщина, только очень на тебя обижена.
— На меня? За что?
— За то. Совсем забросила семью, учебу, закрутила сумасшедший роман с каким-то экзотическим Мансуром. Серенады, цветы. Пропадала неизвестно где целыми днями, а в довершении всего умотала с ним на Алтай и даже не подумала поставить родственников в известность. — с необычайно довольным видом поделился свежей информацией Женька.
— Так значит Ларочка и родные…
— Да, и не подозревают о твоей, гм, смерти. Впрочем, в этом нет ничего удивительного — документов при тебе не было, и ее никто в известность не поставил. Такая-сякая сбежала из дворца. Вот она и обижается. А еще очень скучает и, по-моему, заочно простила тебя.
— Боже мой, ну и ерунда! Роман, побег на Алтай! Не знала что у нее такая буйная фантазия. Сочинить такое на ровном месте!
— Что и Мансур плод ее болезненного воображения?
— Нет, Мансур действительно был, но не так. Мы случайно на экологическом семинаре познакомились. Мне он показался симпатичным, но немного беспомощным.