В этом месте Женя хмыкнул, видимо вспомнив, как сам ловил меня на подобную историю.
— По настоящему — сказала я с нажимом. — Он совершенно не разбирался в бюрократических хитросплетениях. Я ему помогала собирать справки для заповедника. Вот и все.
Под недоверчивым взглядом Жени пришлось добавить
— Ну и город попутно ему показывала. А тетины серенады, это он просто гитару мне настраивал. И заодно спел пару песен.
Кстати, очень неплохо. Добавила я про себя. И не один раз, уже по моей просьбе. Люблю, когда поет человек со слухом и хорошим голосом, а если при этом он еще и здорово играет… В этом и была проблема. Наверное, я слушала его со слишком внимательным видом. Что и вызвало последующие трудности. Как объяснить человеку, что твое увлечение распространяется на его голос, а к нему в целом не имеет никакого отношения?
— Цветы…, это вообще ни о чем не говорит — на себя посмотри! И какие выводы мне из этого делать, следуя твоей логике?
— Но я же не специально! — так от души возмутился Женька, что какие либо сомнения в природе испытываемых им ко мне чувств точно должны были рассеяться. Да и на историю с Мансуром он реагировал с возмутительным хладнокровием. Нет, опять я за свое!
— Он может тоже. Как бы то ни было, он уехал в свой Кистень и думать обо мне забыл. Я же говорю русским языком, это была просто симпатия.
— А он в курсе?
— Конечно, мы все это обсуждали и не раз.
— И с тетей тоже?
— Ну, хорошо, убедил, пусть роман, но с чего Ларочка решила, что я уехала с ним? Хотя, о нет! Дома я, действительно, как-то говорила, что хотела бы съездить на Алтай, однако, вовсе не имела в виду ничего конкретного. Это же надо, сделать из вскользь брошенного слова такие выводы…
— Все гораздо проще — тебя на вокзале с ним видели.
— Подумаешь! Совпадение.
— Вы целовались. — кротко заметил доморощенный Шерлок Холмс. Вот тоже. Как можно всерьез воспринимать человека, который, насмотревшись глупых мелодрам, считает, что поцелуи в толпе на вокзале среди бабок с авоськами и продавцов чебуреков способны убедить тебя в том, в чем не убедил месяц знакомства?
— Прощальный поцелуй. А вообще, что это за допрос? — с некоторым опозданием спохватилась я — И с чего бы это тетя с совершенно посторонним человеком обсуждала мою личную жизнь, да еще в таких подробностях?
— Не с посторонним, а с представителем архисолидного, практически легендарного издательства, где ты собиралась проходить практику, подала заявку, а потом почему-то не явилась на собеседование.
— Жулик.
— А вот она сказала, что я серьезный и положительный, и просила повлиять на тебя — нахально заявил Женька.
— Так-так, и какая мораль этой истории? Ты, что хочешь сказать, что я, или кто там, в полном порядке? Что у меня амнезия и я вовсе не я?
— Ты же не дослушала. Все время перебиваешь. Я потом проверил всех попавших в аварии в тот день, и у меня осталось 50 безымянных пострадавших, из них 24 — женщины. Я нашел 19. А вчера вечером, спасибо Антону, мне удалось прорваться к двадцатой. Она оказалась подозрительно похожей на тебя и поступила, что интересно, именно второго.
Я почувствовала, что еще немного и я действительно могу сойти с ума.
— Так она, тьфу, я, то есть мы, живы?
— Почти. В коме. Причем врачи не могут понять почему — повреждений серьезных нет. Даже обошлось без сотрясения мозга. Физически она в полном порядке но — умирает. Медицинский парадокс. Хотя я думаю, дело в том, что душа пациентки шатается неизвестно где и выдает себя за бесхозную! Не хочешь съездить проверить мою теорию?
— И мы все еще здесь сидим? Поехали скорее!
— Дай мне десять минут побриться и переодеться, а то меня в таком виде на порог не пустят даже морга, не то что больницы…
* * *По дороге я срочно пересматривала планы на будущее в свете последних известий и тараторила, как заводная:
— Это невероятно! Я ведь считала, что для меня все уже потеряно и просто отказывалась думать об этом. Но на самом деле, не смотря на то, что я говорила, мне действительно не хватало их всех — родных и друзей. Очень. И вела я себя с ними далеко не лучшим образом. — тут меня охватил приступ запоздалого раскаяния — Ларочку расстраивала, с мамой вечно из-за Марка пререкалась, с Мансуром тоже не хорошо поступила, кузена изводила. Но теперь у меня будет шанс исправить все это.
— Лучше поздно, чем никогда — довольно вяло подтвердил Женя, явно не разделяя моего воодушевления, но занятая постройкой воздушных замков, я не очень-то обратила на это внимание и продолжала в том же восторженном духе делиться прожектами.
— Я только сейчас поняла, как сильно по ним соскучилась. Первым делом слетаю к маме и встречусь с отцом. А потом… — я даже растерялась от количества перспектив, которые открывались передо мной с возвращением к человеческой жизни. — Нет, ты просто не представляешь, что все это для меня значит. Спасибо тебе большое.
— Не стоит. Я ведь так и не поблагодарил тебя за Монастырского. Так что будем в расчете. — рассеянно ответил он, внимательно следя за дорогой.
— Это совсем другое. Ты не понимаешь. Я же считала что для меня все кончено. А может, это было и к лучшему — по-настоящему начинаешь ценить то, что как думаешь, потерял навсегда. Так и с людьми, понимаешь, как они тебе нужны, когда они далеко от тебя.
— Особенно если далеко — ответил он и увеличил скорость.
Наконец выпав из эйфории, я заметила, что говорю в основном я, а Женя ограничивается односложными репликами. Расшевелить его никак не удавалось. Напряжение нарастало, и, главное, никаких причин этому не было, разве что… ему тоже не терпится вернуться к нормальной жизни? А для этого он хочет как можно скорее отделаться от меня?! Но сказать прямо стесняется? От этой мысли еще не начавшаяся полноценная жизнь показалась мне опять почти призрачной. Но ничем другим объяснить его поведение мне не удавалось. Ну что ж, раз это так, то я не собираюсь цепляться за осколки.
— Жень, я тут подумала, а зачем тебе ехать? Ты мне номер больницы скажи, а дальше я сама.
— А я?
— Свободен. Договор ты выполнил. Так что ты мне ничем не обязан. Да я и доберусь быстрее.
— И избавившись от моего присутствия, отправишься чемодан собирать? Потерпи. Вот доставлю тебя в больницу, и если все получится, пожалуйста, можешь отправляться хоть на Чукотку. — это было самое длинное предложение за последние 20 минут. Женька уже совсем не выглядел рассеянным.
— Какой чемодан?
— На Алтай, конечно, к Мансуру, спасать бурундуков. Или как ты там говорила «реализовывать шанс исправить все»? А я то-дурак хотел…
И еще толком не разобравшись, но, поняв только то, что он вовсе не хочет от меня избавиться, а даже наоборот, я выпалила:
— Так ты из-за этого вел себя как последняя сволочь? Да никакой Алтай мне и даром не нужен. Ты что с ума сошел? Или на тебя так общение с моей тетей повлияло?
— Так ты точно никуда не собираешься? — Женька заметно повеселел и даже не обиделся на сволочь.
Нет, правда, странный какой! Вот уж не ожидала от него такой необъяснимой паранойи. А может объяснимой, и, несмотря на спокойствие, с которым он отнесся к истории о моем предполагаемом романе, он все-таки ревнует? А вдруг далее должно было последовать пылкое объяснение в глубоких чувствах. Но теперь, когда я успокоила его насчет Мансура, он ни за что не признается в этом. О боже, ну почему мой язык настолько опережает мою голову? В будущем всегда буду внимательно выслушивать до конца, а рот открывать потом, предварительно хорошенько поразмыслив.
— Собираюсь, конечно, я же говорила — к маме, на каникулах. Хотя для начала было бы неплохо просто попасть домой. Пока я не забыла еще, как он выглядит — думая о другом вздохнула я.
— Это не в счет. К маме можешь ехать, как раз до февраля успеешь.
— Спасибо, что разрешил. — фыркнула я, все еще переживая из-за моей невезучести.
— Даш, не обижайся, просто, я конченный эгоист и собственник. Ты поставь себя на мое место. Последние полчаса я только и слушаю о том, как ты мечтаешь скорее от меня отделаться и бурно воссоединиться с какими-то там потерянными родственными душами. И всеми способами даешь понять, что твоя новая жизнь меня не касается. А я-то думал, что мы друзья.