– Главное наше отличие в другом, – перебил мои речи Ремизов. – Дегтяревым ты вертишь, как хочешь. Он с тобой ничего поделать не может, а со мной подобный номер не пройдет, ясненько?
– Но…
– Имей в виду, – несся дальше на струе злобы Витька, – я тебя к расследованию на пушечный выстрел не подпущу! От вас, мадам, одни неприятности!
– Но…
– И Женьку строго-настрого предупрежу, что тебе запрещено что-либо рассказывать, и Тане, знаю, знаю, ты щенка ей от Хуча подарила, и теперь наша секретарша за тебя горой. Все! Торгуй книгами! Хотя лучше бы ты просто сидела дома и читала детективы! Меньше неприятностей всем! Не успела на работу выйти, и готово – жмурика обнаружила!
– Витя…
– Отвяжись, – рявкнул Ремизов, – дел полно! Мне за зарплату работать надо, не то что некоторым, которые не знают, куда доллары девать, и от скуки везде лезут.
Он швырнул трубку. Я уставилась на телефон. Я совершенно не собиралась заниматься никакими расследованиями, просто хотела рассказать ему про сумочку. Но теперь, естественно, не скажу ни слова. Потом я почувствовала, как вся наполняюсь гневом. И этого человека я считала одним из своих друзей? Он приезжал к нам в Ложкино, и повариха Катя специально пекла ради такого случая кулебяку с капустой? А наши собаки бежали к Ремизову со всех лап, чтобы прижаться к дорогому гостю? Да что там собаки! Наши псы дружелюбны до идиотизма и оближут каждого, кто появится на пороге. Но даже кошки выбирались из укрытий и вспрыгивали к Витьке на колени… Даже Аркадий выходил из своего кабинета и угощал омерзительного Ремизова великолепным коньяком. А мой сын – это не собака и не кошка, он ни за что не высунется в коридор, если человек, пришедший в дом, ему неприятен.
Дойдя до точки кипения, я вновь ухватила телефон и набрала номер Витьки.
– Круглосуточная стоматологическая помощь, – ответила женщина.
Обозлившись еще больше, я потыкала пальцем в кнопки.
– Вы позвонили в квартиру Леоновых, – завел гнусавый голос, – к сожалению, сейчас никто не может…
Трясясь от негодования, я предприняла третью попытку.
– Ремизов, – рявкнуло в ухо.
– Виктор Афанасьевич, – прошипела я, чувствуя, что горячая злоба плещется в горле, – многоуважаемый Виктор Афанасьевич…
– Даша, – устало сказал Витька, – завтра приеду к вам, и поговорим…
– Ну уж нет, Виктор Афанасьевич, – гаркнула я так, что стоящие на столе коньячные рюмки тоненько зазвенели, – я вас к себе более не приглашаю! Никогда!
– Даша…
– Знаете, в чем состоит ваше основное отличие от полковника? – прошипела я, прерывая гадкого парня на полуслове. – Дегтярев умный, а вы дурак! И никогда вам не раскрыть этого дела о трупе в шкафу!
Может, Витька и хотел что-то возразить, но я быстренько швырнула трубку. Потом, слегка успокоившись, подошла к окну и, отодвинув занавеску, стала смотреть, как под ярким светом фонаря крутится веселый рой снежинок. Вдруг в ногу что-то ткнулось. Я наклонилась и подняла мопса Хуча, сопящего от восторга.
– Ну и растолстел ты, братец! А все потому, что ешь не два раза в день, как положено комнатной собачке, а шесть!
Хучик зевнул. У мопсов страшно умильные морды, черные, складчатые, с выпуклыми глазками. Выражение лица совершенно детское, при виде вазочки с печеньем Хучик начинает так облизываться, с таким несчастным видом стонать и так повизгивать, что вы не выдерживаете и моментально запихиваете ему в пасть куски восхитительно сдобного, жирного курабье, строго-настрого запрещенного для собак. Может, кто и сумеет удержаться от такого поступка, но в нашей семье подобных людей нет. Аркадий, регулярно возмущающийся: «Мать, прекрати подкармливать Хуча со стола», сам потихоньку угощает его сыром.
Зайка, гневно сдвигающая брови при виде того, как я протягиваю мопсу кусочек яблока, тайком подсовывает ему карамельку. Маруся, собирающаяся стать «собакологом» и посещающая кружок при Ветеринарной академии, Манюня, которая готова подраться со мной, объясняя, сколько калорий должен содержать собачий ужин, приносит Хучику пакетик чипсов. Результат налицо, вернее, на теле. Маленький Хуч весит, как мешок с картошкой, он намного тяжелей нашей пуделихи Черри и йоркширской терьерихи Жюли. Впрочем, до девяностокилограммового ротвейлера Снапа и тянущего на семьдесят мировых эквивалентов питбуля Банди ему еще далеко.
Я погладила нежную шелковую шерстку собачки. Мопс лениво зевнул и, положив голову мне на плечо, заснул. Я продолжала бездумно водить рукой по его широкой, приятно теплой спинке. Часы показывали полдвенадцатого, Хучик поступил абсолютно правильно, в это время уже пора отправляться на боковую. Но мне, к сожалению, придется выйти на улицу, чтобы загнать в гараж серебристый «Пежо-206». Честно говоря, делать это было безумно лень. Ноги просто не шли во двор.
Там бушевал настоящий буран. Из теплой, уютной гостиной, где на столе заманчиво пахли свежие булочки с корицей, вдохновенно выпеченные Катериной, где на диване около пледа лежал новехонький детективчик Поляковой, из этого райского уголка требовалось выйти в январскую пургу. Может, ну ее к черту, эту машину? Что случится с «Пежо», если он один разочек переночует во дворе, без крыши? У нас закрытая, тщательно охраняемая территория, ни одному автомобильному вору не придет в голову начать тут охоту, когда сотни других железных коней преспокойненько «спят» у подъездов и на улицах…
Машина!!! Я разжала руки, Хуч шлепнулся на диван и, обиженно сопя, полез под плед. Всем своим видом он говорил: «Ты чего, хозяйка? Хорошо, что диванчик у окна стоит и я шлепнулся в мягкие подушки!»
Но мне было не до обиженной собачки. Машина! Убитая девушка была при автомобиле. То-то я удивилась, когда увидела на ней легонький пиджачок, совершенно не подходящий для нынешней не по-московски суровой зимы. Но если дама за рулем, подобный наряд вполне оправдан. Я сама никогда не надеваю ни шубу, ни дубленку, в тяжелой одежде неудобно крутить баранку, к тому же в машине, как правило, работает печка.
Схватив с вешалки куртку, я ринулась во двор. Ну надо же быть такой дурой! Ведь в сумочке убитой лежали ключи. Интересно, как скоро Витька Ремизов додумается до того, что погибшая была на колесах? Мне надо опередить его, я должна бежать впереди противного мента на несколько шагов.
Конечно, я обещала Дегтяреву, что больше никогда не полезу в расследование, но Александр Михайлович в Таиланде, небось вкушает сейчас экзотические фрукты, а Ремизову ни за что не раскопать этого дела. Он самовлюбленный идиот, а подобного сорта люди всегда терпят неудачу. И потом, несчастная погибла в моем магазине, да и звали ее, как меня, получается, что я тут совсем даже не посторонняя.
Представляю себе, как «обрадуется» Александр Михайлович. Вернется из отпуска, загорелый, отдохнувший, а тут, бац, сюрприз, в отделе еще один «глухарь». Отвратительный Ремизов на корню загубит все расследование, а профессионалы хорошо знают: если преступление не раскрыто по горячим следам, то шансы разобраться в деле тают с каждым днем. Я просто обязана помочь Дегтяреву. Ну выручал же он меня из всяких неприятностей, а долг платежом красен. Вот прикатит полковник домой, ужаснется тем дровам, которые наломал Витька, и тут я с достоинством сообщу: «Не расстраивайтесь, милый! Эту даму убил господин N!»
Пока в головке крутились эти мысли, ноги нажимали на педали, а «Пежо» послушно несся вперед. Ночью не езда, а удовольствие, машин мало, пробок никаких, и нет пешеходов, безголовых людей, опрометью выскакивающих на проезжую часть из-за автобуса или троллейбуса.
Меня всегда поражают матери с детьми, несущиеся наперерез идущему транспорту. Чего больше в их действиях? Наглого эгоизма? Уверенности, что водитель обязательно затормозит? Но ведь машина не может мигом замереть как вкопанная. Я, например, становясь пешеходом, веду себя крайне осторожно. Честно говоря, меня пугает простая мысль: а вдруг за рулем сидит какая-нибудь Даша Васильева, способная при экстремальном торможении перепутать педали?