— Если поверить, что гипноз и в самом деле может действовать на расстоянии, вы правы. И отсюда вы заключаете, что гипнотизер способен вызывать сверхъестественные явления и в неживой среде, чтобы вы и все другие могли их наблюдать, — положим, может заставить звучать воздух или населить его образами?
— Или так: повлиять на наши чувства, чтобы мы уверовали в происходящее. Был ли у нас контакт с человеком, который бы воздействовал на нас? Нет, не было. Обычный гипноз на это не споробен. Но ведь, возможно, существует родственная ему сила, много более мощная, которую когда-то называли магией. Не стану утверждать, что она действует на все неодушевленные материальные предметы, но будь это и так, тут не было бы ничего противоестественного. Это редкостная сила, которой могут быть наделены живые существа с определенными особенностями, развитыми посредством практики до высочайшей степени. А что такая сила может распространяться и на мертвых (вернее, на некоторые их мысли и воспоминания) и подчинять себе — нет, не то, что можно назвать душой и что выходит за пределы человеческого влияния, а некий отпечаток чего-то сугубо земного, являющего себя нашим чувствам, то все это известно из очень старой и полузабытой теории, по поводу которой я не дерзну высказывать свое мнение. Но я не нахожу, что эта сила сверхъестественная. Позвольте в подтверждение привести эксперимент, который Парацельс относит к разряду нетрудных и который автор «Диковинок литературы» упоминает как правдоподобный: вы сжигаете цветок — его больше не существует. Все то живое, из чего он состоял, рассеялось, рассыпалось неведомо куда и более не может быть ни собрано, ни найдено. Но по химическому анализу пепла можно составить образ этого цветка, и он будет таким же, как при жизни. Не исключается, что это верно и для человека. Душа так же не подвластна вам, как суть цветка и как элементы его строения. Но вы можете составить ее образ, и это тот самый фантом, который, в силу распространенного предрассудка, принимают за душу усопшего. Не нужно путать его с истинной душой, он есть лишь образ живой формы. Итак, нас более всего тут поражает (как и в самых достоверных рассказах о призраках и привидениях) отсутствие того, что мы сочли бы душой, — иначе говоря, высшего, свободного разума. В явлениях призраков нет цели, а если есть, то пустяшная; придя, они почти не говорят, а когда все же говорят, то самое заурядное, как всякий обычный человек. Американцы, общавшиеся с духами, опубликовали целые тома в стихах и прозе, где пересказывают то, что якобы слышали от великих мертвецов: Шекспира, Бэкона и бог знает кого еще. И в этих записях, даже в самых убедительных, нет ни на гран чего-нибудь такого, что было бы умнее рассуждений человека весьма посредственных способностей и образованности; они непостижимо уступают всему, что Бэкон, и Шекспир, и Платон говорили и писали в свое время.
И что наиболее примечательно — в таких заметках нет ничего, не высказанного этими людьми при жизни. Посему, как бы ни были чудесны подобные явления (если, конечно, согласиться, что они подлинны), я вижу многое такое, что философии по силам было б разрешить, и не вижу ничего, что с ней не совместимо, то есть ничего сверхъестественного. Это всего лишь мысли, переданные тем или иным способом (каким именно, мы пока не знаем) из одной бренной головы в другую. Вертятся ли при этом столы по собственному почину, появляются ли в магическом круге демоноподобные призраки, тянутся ли лишенные тел руки, которые унфят материальные предметы, или же Черная Тень вроде той, что предстала передо мной, леденит нам кровь, я тем не менее убежден, что это лишь влияние (которое передается, как по проводам) чьего-то мозга на мой собственный. В телах иных людей происходят какие-то особые химические процессы, такие люди могут совершать химические чудеса; другие выделяют какой-то естественный флюид, назовем его электрическим, такие люди совершают электрические чудеса. Но все они нимало не похожи на людей науки, ибо не ставят себе никакой определенной цели, они ребячливы и легкомысленны, и несерьезны. Они не тщатся получить значительные результаты, и потому мир их не замечает, а истинные мудрецы не занимаются развитием их способностей. Но я ничуть не сомневаюсь, что у всего, что мне случилось видеть или слышать, был свой далекий постановщик, такой же человек, как я. Возможно, сам того не сознавая, я верю в разыгравшееся передо мной по следующей причине: вы говорите, что не было еще такого, чтоб двое испытали в точности одно и то же. Да, верно. Но не забывайте, что нет и не было двоих, увидевших один и тот же сон. Будь все это обычнейшим обманом, его механика была бы такова, что результаты разнились бы очень мало, но будь это вмешательством потусторонних сил, что выступают от лица Всевышнего, видна была бы цель случившегося, ясная и определенная.