– Прошу прощения, молодой человек, мне нужен Макс Вундерлих. Знаете такого?
– Если вы нажали кнопку с этим именем, то почему вы спрашиваете?
Старик смутился:
– Скорее для порядка. А с другой стороны, вы же могли кого-то послать открыть дверь.
– Вам не откажешь в логике, господин…
– Меня зовут Пауль Ботт.
– Отлично, господин Ботт. Я уже давно здесь один. Так что перед вами Макс Вундерлих собственной персоной.
Старик несказанно обрадовался:
– Вы-то мне и нужны.
– Пойдемте, господин Ботт. Только осторожно, у нас здесь не очень светло.
В комнате старик наконец пришел в себя, бесцеремонно оглянулся по сторонам, оценивая обстановку, и неожиданно сказал:
– Замечательно. Настоящий немецкий офис – всего в меру, ни одного лишнего предмета.
– Вообще-то я швейцарец, господин Ботт.
– А я знаю, – как ни в чем не бывало, парировал старик.
Брови Макса поползли вверх:
– Откуда же, господин Ботт?
– Все очень просто. Вы вели дело о мошенничестве, по поводу которого примерно год назад обратился потерпевший Густав Винк?
Макс наморщил лоб:
– Да, помню. Хитроумное было дело.
– Вот именно, и вы доблестно решили задачу. Об этом мне рассказал сам Густав. Мы с ним соседи.
– Он же и рассказал вам, что я швейцарец?
– Ну да. Вы же не делаете из этого тайны?
– Ни в коем случае, господин Ботт. Так вы, стало быть, ко мне по рекомендации моего бывшего клиента? Вас тоже кто-нибудь надул?
– Ни в коем случае, господин Вундерлих. Меня надуть трудно. Я здесь потому, что вас зовут Макс Вундерлих и вы швейцарец.
Макс растерянно смотрел на старика. Тот был худ. Лицо его изрезали глубокие морщины. Волос на голове было мало. Одет он был старомодно: широкого покроя пиджак и брюки были сшиты – решил Макс – из парусины. В то же время он подумал, что такой выбор одежды вполне оправдан сегодняшней жарой. Из-под пиджака выглядывала голубая футболка с изображением Арнольда Шварценеггера, что – по мнению Макса – уж никак не вязалось со старомодными сандалетами на босу ногу. Старик опирался на палку с черной ручкой, и Макс решил, что ему лет девяносто, не меньше. Он спохватился:
– Присаживайтесь, господин Ботт.
Старик кряхтя уселся на диванчик и посмотрел на Макса серыми молодыми глазами.
– Еще орел, – подумал Макс. – Ветеран, пожалуй.
Он сел на другой конец диванчика и, развернувшись к старику, сказал:
– Господин Ботт, насколько я помню, ваш сосед Винк живет где-то в деревне под Ингельхаймом. Вы тоже приехали оттуда? Далековато от Франкфурта. Наверное, трудно для вас в такую жару и в вашем возрасте.
– Мы, старые солдаты, еще тянем, хотя наши ряды редеют. Мало нас осталось. Вот и я поторопился, очень хотел с вами встретиться.
Максу все еще было непонятно, что нужно старику, и он осторожно сказал:
– Изложите суть дела, господин Ботт.
– История длинная и печальная, господин Вундерлих.
– Я в этой комнате выслушал немало разных историй, и счастливая среди них не попалась ни разу. Такая у меня работа.
Старик выпустил из руки палку и пристроил ее, оперев ручкой на край диванчика. Немного прокашлялся и начал:
– В конце войны, когда мы уже спешно отступали под напором русских на запад, я попал в американский плен. Мы считали это в то время большим счастьем по сравнению с возможным пленением русскими. Думаю, вам понятно, почему. К июню 1945 года пленных солдат вермахта скопилось столько, что американцы не знали, что с нами делать. Нас некуда было девать. Уже велись переговоры с французами и британцами о приеме большой части пленных. А пока нас разместили на западном берегу Рейна, распределив в двух десятках временных лагерей. Назвать это лагерями можно было с большой натяжкой – просто территории, окруженные колючей проволокой. Мы жили там под открытым небом, а чтобы как-то ночевать, рыли ямы. Инструмента для этого не было, и мы рыли как придется – кто с помощью найденных консервных банок, кто с помощью острых палок и собственных рук. В одиночку часто не удавалось справиться с такой задачей, и мы объединялись в мелкие группы. Я тоже подобрал себе камерада3), вместе с которым мы вырыли одну яму на двоих. В ней и ночевали. Разумеется, она не спасала от дождя или палящего солнца, но была какой-то защитой от ветра по ночам. За ночь пропитанная "антивошной пудрой" униформа отсыревала и прилипала к телу, – старик задумался, прокашлялся и спросил. – Господин Вундерлих, вы знаете, что такое "антивошная пудра"?