Сегодня тот же «цивилизованный мир» так же единодушно осуждает Россию. Да как мы посмели защищать осетин от попыток «молодой грузинской демократии» «облагодетельствовать» этих осетин? Почему российские миротворцы не задрали руки вверх — по примеру своих ООНовских коллег, как посмели выполнять возложенные на них обязательства. Бесноватый Мишико действовал с одобрения техасского друга по лекалам Президента Хорватии Туджмана, а там — в Хорватии — три ООНовских сектора даже не дёрнулись, когда хорваты пошли вперёд, отдали на заклание местное население, а заодно и тылы сербской армии. Только Русбат в четвёртом секторе «упёрся» — и пришлось всё решать миром. Может быть, Саакашвили не знал про четвёртый сектор, про тот самый Вуковар и про роль российских миротворцев? Откуда ему знать, если он даже не знает, как Грузия попала в состав России. Он так надеялся, что поднимутся «бушевские соколы» и разбомбят — по примеру Белграда и Багдада — Москву, тогда бросит Россия абхазов с осетинами на произвол судьбы, и будет ему, «собирателю грузинских земель», аплодировать массовка в Цхинвали и Сухуми. Массовку легко набрать в Тбилиси, а трупы исконных жителей этих земель прикрыть флагами Грузии, Евросоюза, НАТО и США, чего уж там стесняться!
Не прокатило пока. Кишка у Саакашвили и его супероснащённой армии оказалась тонка. Слава Богу, мы чему–то научились. Югославия для нас — это и урок, и боль, и стыд, и предостережение. Но это только начало. Есть ещё Украина. Это сегодня там, в Лэнгли, ничего нового не выдумали, прут, как на буфет, со старыми лекалами. Вспомнить и разворошить старые мнимые обиды («голодомор»), подогреть новые противоречия (Крым — Черноморский флот), помахать конфеткой перед носом (НАТО–Евросоюз), посадить при помощи цветной революции своего бесноватого–прокажённого и раздувать, раздувать… Не дай Бог нам вновь оказаться неготовыми. Давайте вспомним, что мы не нация дураков и пьяниц, или потребителей, как нам внушают чужие и свои проданные каналы, а нация творцов и первопроходцев, тружеников и учёных, поэтов и воинов. Наши предки создали великую страну, в ней есть место всем народам и вероисповеданиям.
И не американцам — последним рабовладельцам 19 века, уничтожителям коренного населения Америки — учить нас, как надо жить! У нас хватит ума не поддаться, не сорваться, не втянуться в братоубийственную войну. Хватило же у Мило…
Он не поехал на Украину, куда звала жена, не влился в потоки беженцев и не перебрался в Сербию, он остался на родине и… пошёл на встречу выпускников. В хорватском городе Осиек в хорватскую школу. Его не без оснований считали убитым. Кто–то из одноклассников даже присутствовал в форме хорватской армии, когда его грузили в рефрижератор. В классе царила возбуждённо–радостная обстановка, которая присуща школярам всех времён и народов, через многие годы собирающимся вместе. Шуточки про животики и лысины…Радостный визг при виде каждого входящего. И только когда, прихрамывая, вошёл Мило, воцарилось гробовое молчание. Улыбка ещё застыла на лице учительницы, но слова застряли в горле. Никто из присутствующих не посмел посмотреть ему в глаза пока он шёл на своё место.
— А вот и Мило… Мы рады видеть его… живым, — выдавила из себя учительница.
Никто не проронил ни слова. Неловкая пауза затянулась. Тогда Мило встал и как ученик при вызове к доске подошёл к учительнице.
— Да, уж простите меня, так получилось, что живой. Вижу, что своим присутствием могу дискредитировать наш класс, поэтому не буду задерживаться. Прошу только вас, — обратился он к учительнице, — принять от меня этот золотой крестик. В знак искренней признательности за то, что вы учили нас добру, дружбе, уважению и любви. Ведь ничего в жизни нет более важного и ценного для человека, правда?
Положил цепочку с крестом на стол и вышел. Он не сказал — и я не знаю, что было в классе после его ухода, но не сомневаюсь, что задумались все. Ведь в классе было много пустых парт. И не потому, что кто–то не хотел прийти. Давайте и мы думать, пока не поздно.
«Как дела, солдат»?
Какой привет, такой ответ.
Что начальник может спросить у незнакомого солдата? Вариантов всего несколько, но все они сводятся к вопросу типа: «Как дела, солдат»? А что в таких случаях отвечают солдаты? Правильно, «Хорошо!!!» Бывают и исключения.
Американская база Тузла в Боснии. Колючая проволока немного другая, но КПП, шлагбаум — всё как у нас. Только воины — в основном здоровенные негры в форме американской военной полиции. У них там служба поставлена так, что даже их командир базы выходит перед КПП из машины, в бронежилете, с оружием и каске идёт пешком, предъявляет документы, после этого садится в машину и следует дальше. Этого правила придерживались все, за исключением русских десантников. Когда и как наши бойцы провели с американцами инструкторско–методическое занятие, никто не знал, но МР[48] всегда пропускали нас без дурацкой проверки и волокиты, просто поднимая шлагбаум, прикладывали руку к козырьку и улыбались на кутьние зубы.
Именно через это КПП я сопровождал командующего ВДВ к себе в батальон ООН. Слегка притормаживаю у замершего по стойке смирно у поднятого шлагбаума американца.
— Как дела, солдат? — из вежливости спрашивает командующий.
Ответ говорил о блестящих методических навыках наших бойцов и поверг в изумление не только прибывших офицеров. 100 % афро–американец гордый в глубоких познаниях русского языка рявкнул:
— За… бись!!! — и расплылся в белозубой улыбке…
— Молодец, — сказал мне генерал полковник Шпак, — хорошо подготовили союзников. Теперь посмотрим, как сами готовы.
Вот так всегда, сидел, никого не трогал, а расхлёбывать мне.
Три встречи с Александром Лебедем
Ничто так прочно не запоминают
ученики, как ошибки своих учителей.
Антон Лигов
Первую встречей трудно назвать. Это была совместная служба. Все четыре с гаком года в прославленном Рязанском воздушно–десантном он был нашим командиром. Сначала командиром взвода, а выпускал командиром роты.
Ещё в карантине курсанты–старшекурсники, стажировавшиеся на нас, сказали, как нам, салагам и недоумкам, несказанно повезло, что у нас взводным будет Лебедь. Пусть они говорили всего лишь о вчерашнем курсанте, который был только одним курсом старше, но сколько в их словах было уважения! Интересно, что это за птица?
Впервые увидев, переглянулись. Какой это лебедь? Скорее бульдог. Здоровый, хмурый взгляд из–под бровей, выдвинутая вперёд челюсть, кулаки, как голова пионера, и перебитый боксёрский нос. Вдобавок голос, как из бочки. С такими данными хорошо просить закурить где–нибудь в тёмной подворотне. Показалось, что стажёры просто издевались над нами. Вот жена его, действительно, — лебёдушка. Истинно русская красавица. Именно такими снимали в кино всех героинь русских народных сказок. Мы только рты открыли. Первые зачатки уважения он приобрёл благодаря ей. Завоевать такую женщину дорогого стоит. То, что мужик не промах, это точно.
Потом, непонятно из чего, уважение к взводному росло и крепло. Говорит мало, по мелочам не дёргает, на маршах, прыжках и учениях всегда впереди. Перед начальством не прогибается. Выслушает, разберётся по существу и поможет. Если заслужил, то накажет — мало не покажется. Если дал слово, сдержит обязательно, чего бы это ему ни стоило. В училище карантин, а он мог отпустить взвод на свадьбу, потому что обещал. Знает, что обязательно напьёмся, сидит в канцелярии до полуночи и курит одну сигарету за другой и ждёт, когда вернёмся. Незаметно самым тяжким грехом у нас стало подвести Лебедя. Как–то само собой получилось, что мы стали копировать своего командира, его манеру поведения, его поступки, вплетать в лексикон его словечки и выражения.